Не первый раз он отдавал им частицу своего мужества, своего неукротимого стремления к жизни.
Снова люди стали вслушиваться в темноту.
Но вот чьи-то руки бережно положили четыре ломтика хлеба на помятый газетный лист. Людей не было видно. Они слились с густой тенью кустарника, и луна освещала только лежащий подле них обрывок газеты и четыре высохших ломтика хлеба.
Эту ночь, прерывистый шепот и бешено стучавшее сердце забыть невозможно.
Вот протянулись к хлебу длинные, худые пальцы. Нервным движением они схватили хлеб и снова ушли в темноту. Потом другие руки. Они бережно берут свой хлеб, чтобы не уронить ни одной крошки… Что в этом жесте? Традиционная манера славян обращаться с хлебом? Или желание во что бы то ни стало использовать малейшую возможность в борьбе за жизнь?
Темная плоская туча закрыла своим крылом диск луны. Стал накрапывать мелкий дождик.
Мелкий дождик… Но как громко стучит он по газетному листу. Бумага намокла, перестала топорщиться, осела, а оставшийcя четвертый кусок хлеба быстро набряк и стал заметно больше.
Если бы не этот дождь, то могло бы показаться, что весь мир вымер, а они остались живыми просто случайно. Они, по всей вероятности, знают об этом - потому и боятся подняться с земли и прячутся в тени кустов…
А на голых ветвях деревьев покачиваются длинные и узкие станиолевые полосы-так на высохших кладбищенских венках ветер перебирает траурные бумажные ленты.
Плоская туча выпустила из своих объятий диск луны; прекратился дождь, мягкий свет снова упал на газетный лист.
Треснула, обломившись, веточка, и чья-то рука протянулась к четвертому ломтику. Мягкий от дождя хлеб легко разламывался на части.
Тот, кому принадлежал этот четвертый кусок хлеба, погиб. Но каждый из оставшихся в живых сознавал, что если бы погибший не был так мужественен, если бы не обладал таким хладнокровием и выдержкой, то погибли бы все четверо. Он помогал им даже после своей смерти. Его порция хлеба добавит им немногo сил, и, кто знает, может быть, они явятся решающими в этой изнуряющей борьбе.
Вдруг свет луны погас… На западе в красноватых отблесках вырос лес, слева и справа распласталась плоская равнина, с востока двигался огненный вал. Всплески огня помогли найти воронку от бомбы… В одно мгновение в ней оказались все трое… И снова, в какой раз, люди прижались тесно к земле, так тесно, что, казалось, их невозможно оторвать ни друг от друга, ни от земли…
…В грохоте и вое, лязге и скрежете пронесся над головами огненный вал и сжег реальность нацистских застенков…
Это была ночь страха и надежды. Он запомнил ее на всю жизнь. Эсэсовцы, выгнав заключенных из лагерей, направили их из Заксенхаузена колоннами к гамбургскому порту. Они хотели погрузить сотни тысяч людей в пустые баржи, вывести в море и там пустить на дно.
Если бы не мужество товарищей, его, Росси, давно уже не было бы в живых. Да, судьба одного зависит от судьбы всех.
В ту ночь, освещенные огненным заревом, надвигавшимся с востока, они торжественно поклялись отдать людям каждый день вновь обретенной жизни.
И каждый раз в тяжелую минуту в памяти Росси возникала эта ночь, и звучали слова шепотом сказанной клятвы. Может быть, именно эти воспоминания помогали ему жить в ладу со своей совестью? Однако теперь положение казалось особенно сложным. Видения далекого прошлого исчезли, память Росси с необыкновенной силой и ясностью представила бледное лицо маленькой Джен с черными тенями от длинных ресниц. Потом перед глазами вдруг возникал холодный, властный профиль Байлоу, его тяжелый подбородок… Росси видел Солидад с ложечкой лекарства в руке, склоненную над кроватью своей дочери, а затем холеные пальцы Байлоу, нервно отбивавшие ритм марша…
Росси потер ладонью виски, хотел отогнать мучающие его мысли… Вдруг в дверь кто-то тихо постучал.
- Входите.
Росси вздрогнул: в прямоугольной раме двери появился Манджак, молодой, двадцатилетний, точно такой, каким он был в далекие студенческие годы.
Вскочив на ноги, Росси хотел было броситься к нему, но овладел собой. Затем смущенная улыбка появилась на его лице.
- Напугал ты меня, Майкл… Мне показалось… Очень уж ты похож на своего отца…
- Это лестно,- пробормотал Майкл,- но мой отец считает, что важно не внешнее сходство…
- Твой отец, твой отец,- возбужденно перебил его Росси,-он всегда все усложнял-это его главная отличительная черта… Почему он не мог приехать? Раньше у нас принято было иначе… Кроуфорд ведь приехал… Хотя его помощь мне меньше всего нужна…
Майкл внимательно рассматривал этого подвижного и энергичного человека. Правильные черты лица, черные большие глаза под короткими, чуть приподнятыми вверх бровями. Он говорил быпро, не заботясь о том, удастся ли собеседнику уловить ход его мысли.
По землистому цвету лица, по воспаленным глазам Майкл понял, что Росси последние дни много и напряженно работал.
- Отец ожидает вас на острове Корда…- Майкл попытался прервать быструю речь Росси.- Он не может оставить свою работу ни на один день.
- Твой отец мне нужен был здесь. В свое время он пытался проникнуть в тайны клеточного ядра, мечтал о том, чтобы искусственно воссоздать механизм обновления клетки…
- Последние годы он разрабатывает несколько иную проблему,- смущенно заметил Майкл.- Впрочем, и эта проблема тесно связана с клеткой…
- Что же Манджак поручил передать мне?- Росси бросил быстрый взгляд на Майкла.
- Он поручил мне собрать исчерпывающую информацию о больной, выяснить с предельной точностью ее биохимическую индивидуальность, записать послойную схему электрических связей ее мозга. И просил все мои работы держать в строгой тайне…
Круто остановившись посреди комнаты, Росси сокрушенно покачал головой:
- Анализы, анализы и еще раз анализы… Больные воспринимают это как утешение только в начале болезни… Но когда болезнь принимает хронический характер, они начинают догадываться, что за бесчисленными анализами скрывается не мудрость врачей, а их бессилие…
- Он не мог ничего определенного пообещать.
- Гм… Пообещать…
- Но отец поручил мне приготовить препарат для воссоздания митрального клапана.
- Операция на сердце? Клапан из пластмассы?
- Нет… Введение при определенных условиях в ткань сердца особого препарата. Он должен быть приготовлен из здоровых, жизнеспособных клеток митрального клапана…
- Удавались ли отцу аналогичные эксперименты?
- Да. Ему удавалось восстанавливать почки и селезенку. Затем он эти опыты оставил и занялся более общей проблемой…
