Эмерсон благоразумно отказался от предложения Уикрэма. Мультипликационная атака имела одно положительное последствие. Паркинсоны — все до одного — решили, что нападки несправедливы, и грудью встали на защиту Роя. И хотя к его инженерным предложениям перестали относиться всерьез, ему поручали ознакомительные задания типа сегодняшнего.
У скромного научно-исследовательского центра МОМД на Ямайке, открытого для всех, секретов не было. Здесь — по крайней мере, теоретически — мог получить консультацию любой, чья деятельность каким-либо образом имела отношение к морю. Самыми известными клиентами центра являлись представители компаний «Паркинсон» и «Ниппон-Тернер». Они наведывались на Ямайку за советами по осуществлению своих проектов. И те и другие использовали любую возможность, чтобы разведать, как идут дела у конкурентов. Они предусмотрительно избегали конфликтов по поводу сроков подъема «Титаника», но порой у обеих сторон вырывались не слишком удачные фразы типа: «Не ожидал встретить здесь вас!» В зале ожидания аэропорта Кингстона Рою Эмерсону показалось, что он видит человека из окружения Като.
Сотрудники МОМД, конечно, прекрасно знали обо всех подводных течениях в отношениях конкурентов и при случае пользовались ими в своих интересах. Франц Цвикер обожал продвигать собственные проекты, устраивая все так, чтобы оплачивали их другие. Брэдли радовался сотрудничеству, особенно если удавалось лишний раз опробовать «Джейсона-младшего». С такой же готовностью он давал короткие интервью и вручал всем подряд глянцевые брошюрки с описанием операции «Нептун».
— …Как только мы усовершенствуем программное обеспечение, — рассказывал Брэдли Эмерсону, — робот сможет обходить препятствия и действовать самостоятельно в чрезвычайных ситуациях. Тогда мы выпустим его, так сказать, без привязи. Он создаст такие подробные карты морского дна, каких человечество еще не видело. По окончании работы «Джейсон» поднимется на поверхность. Мы его подберем, перезарядим аккумуляторы и выгрузим собранные данные. Потом он снова погрузится в океан.
— А если, к примеру, робот встретится с большой белой акулой?
— Мы это предусмотрели. Акулы редко атакуют что-то незнакомое. Да и вид у «Джейсона-младшего» не самый аппетитный. Его сонары и электромагнитные импульсы способны отпугнуть большинство хищников.
— Где и когда вы намерены тестировать его?
— Начнем в следующем месяце, в местах, карты которых у нас уже есть. Затем переберемся на континентальный шельф. А потом — на Гранд-Бэнкс.
— Не думаю, что вблизи от «Титаника» вы обнаружите что-то новое. Обе части корабля сфотографированы с точностью до квадратного миллиметра.
— Верно. Но нас интересует другое. «Джейсон» способен исследовать дно не менее чем на двадцать метров ниже его поверхности. Такого на месте крушений кораблей раньше никто не делал. Бог знает, что там прячется. Даже если ничего, эксперимент покажет возможности «Джейсона-младшего», и это послужит значительным толчком для продвижения проекта. Через неделю я отправляюсь на «Эксплорер». Хочу все подготовить. Сто лет не бывал на нем. Парки… то есть Руперт собирается мне что-то показать.
— Да, точно, — усмехнулся Эмерсон. — Мне нельзя об этом говорить, но не могу удержаться. Мы нашли истинное сокровище «Титаника». Именно там, где оно должно находиться.
— Интересно, — прокричал Брэдли, стараясь пересилить рев и лязг моторов, — вы осознаете стоимость сделки? Постройка корабля стоила почти четверть миллиарда, а для тех времен миллиард долларов был настоящими деньгами.
Руперт Паркинсон щеголял новеньким, с иголочки, яхтсменским костюмом. Картину дополнял защитный шлем. Подобное облачение казалось совсем неуместным рядом с техническим бассейном «Гломар Эксплорера». Прямоугольник маслянистой воды площадью больше теннисного корта окружали массивные подъемные механизмы и прочие машины. Внешний вид большей части из них выдавал солидный возраст оборудования. В глаза бросались следы поспешного ремонта, мазки антикоррозийной краски и зловещие таблички «НЕ РАБОТАЕТ». Однако в основном аппаратура все же функционировала; Паркинсон уверял, что в плане ремонта они опережают график.
«Трудно поверить, — думал Брэдли. — Последний раз я стоял здесь и смотрел на этот прямоугольный бассейн тридцать пять с лишним лет назад. Но годы будто прошли мимо… однако сейчас тяжело вспомнить того салагу, что совсем недавно подрядился на первую в жизни серьезную работу. Уверен, он и не мечтал заниматься тем, что сейчас делаю я».
Все сложилось лучше, чем ожидал Брэдли. За десятки лет сражений с юристами из ООН, полным набором чиновников из государственных департаментов и лидерами экологических движений он постепенно привык к мысли, что все они — неизбежное зло.
Дни «Дикого Запада» на море миновали. Было время, когда на глубине ниже сотни морских саженей законы не действовали; теперь Брэдли сам стал шерифом, и, к немалому его удивлению, новая должность радовала бывшего пирата. Кое-кто из прежних коллег называл его преображение «перепрофилированием».
Кроме прочего, теперешний статус Джейсона Брэдли подчеркивал взятый в рамочку и повешенный на стенку кабинета сертификат от общества «Голубая планета». Он висел рядом с фотографией, подаренной Брэдли много лет назад знаменитым пожарным Адером Рыжим, боровшимся с огнем на нефтеразработках. Фотография была подписана: «Джейсон, разве не здорово, когда тебе докучают страховые агенты? Всего наилучшего. Рыжий».
Текст сертификата от «Голубой планеты» звучал более торжественно:
ДЖЕЙСОНУ БРЭДЛИ — В БЛАГОДАРНОСТЬ ЗА ГУМАННОЕ ОБРАЩЕНИЕ С УНИКАЛЬНЫМ СУЩЕСТВОМ — OCTOPUS GIGANTEUS VERRILL
Не реже раза в месяц Брэдли покидал кабинет и летел на Ньюфаундленд — в провинцию, прежде гораздо больше соответствовавшую своему названию[35]. После старта двух проектов мир стал проявлять все больше внимания к драме, разыгравшейся на Гранд-Бэнкс. Начался обратный отсчет времени до две тысячи двенадцатого года. Делались ставки на победителя в «Гонке за «Титаником»».
Но существовала еще одна причина для состязаний, более острая…
— Что меня раздражает по-настоящему, — проговорил Паркинсон, когда они отошли подальше от хаотичного шума, — так это умники, пристающие с вопросом: «Вы обнаружили тела погибших?»
— У меня постоянно спрашивают то же самое. Когда-нибудь придется ответить: «Да. Вы — первый».
Паркинсон рассмеялся.
— Возьму на вооружение. Но я выкручивался иначе. Известно ли вам, что ботинки и туфли, лежащие на дне, до сих пор обнаруживаются парами, всего в нескольких сантиметрах друг от друга? Обычно обувь дешевая, ношеная. Но в прошлом месяце нам попался блестящий образчик работы лучшего английского сапожника. Кажется, будто туфли только из мастерской: на ярлычке можно прочесть «По дозволению его королевского величества». Они определенно принадлежали пассажиру первого класса…
Сейчас туфли под стеклянным колпаком в моем кабинете. Когда ко мне пристают насчет тел погибших, я указываю на них и говорю: «Смотрите — внутри нет даже кусочка кости. Там, внизу, очень голодный мир. И кожу бы сожрали, не будь она пропитана таниновой кислотой». После такого пояснения любопытные быстренько затыкаются.
«Гломар Эксплорер» не предназначался для приятного времяпрепровождения. Однако Руперт ухитрился превратить кормовую каюту, расположенную прямо под взлетно-посадочной площадкой для вертолета, в подобие роскошного гостиничного номера. Каюта напомнила Брэдли о первой встрече с Паркинсоном на Пикадилли. Казалось, это произошло сто лет назад. Между тем в новеньком гнездышке Руперта находился предмет, совсем не вписывающийся в интерьер.
Это был деревянный ящик около метра высотой, на вид — почти новый. Подойдя ближе, Брэдли ощутил знакомый, безошибочно узнаваемый запах — металлический привкус йода. Свидетельство долгого пребывания в морской воде. Какой-то ныряльщик — быть может, Кусто? — назвал такой запах «ароматом сокровищ». Воздух пропитался им. У Брэдли часто забилось сердце.
— Поздравляю, Руперт. Вы все-таки забрались в прадедушкину каюту.
— Да. Два глубоководных дистанционных устройства проникли туда неделю назад и разведали обстановку. Перед вами первая вещь, доставленная ими на поверхность.
На ящике еще виднелись буквы, проштампованные тушью и не потускневшие после столетнего пребывания в бездне океана. Надпись обескураживала:
РЕЗАНЫЙ ОРАНЖ-ПЕКОЕ ПОМЕСТЬЕ ВЕРХНИЙ ГЛЕНКЕРН МАТАКЕЛЛЕ
Паркинсон благоговейно поднял крышку и снял лист фольги, лежащий под ней.
— Стандартный восьмидесятифунтовый ящик для цейлонского чая, — пояснил он. — Подошел по размерам, и его быстро переупаковали. Я понятия не имел, что в тысяча девятьсот двенадцатом году уже пользовались алюминиевой фольгой! Между прочим, за резаный оранж-пекое сейчас дали бы хорошую цену на аукционе в Коломбо. Но чаёк свое дело сделал. Восхитительно сделал.
