по черепной коробке изнутри стучали лишь обрывки, то про горилку, то про одесский пляж, то про увиденного на блокпосте красивого афганского офицера. Его наконец вырвало, и он обвалился в липкий сон с таким облегчением, будто испытал сексуальный экстаз.
Кто же знал, что это испытание он будет проходить снова и снова? Вдобавок каждый новый раз переносился всё тяжелее. Хотя дело, возможно, было в психологии – Валера боялся телесных мук.
Как ему потом объяснили – просто не повезло. Прыжок во времени назад вовсе не обязательно должен сопровождаться таким вот дерьмом. Вообще странная вещь – ведь физиологические и химические процессы в организме попавших во временную петлю должны идти как у нормальных людей. Телу на все темпоральные трудности побоку. Но блевать Валера всё равно продолжал. Все двадцать три раза, что он возвращался спустя лунный месяц в новый день рождения, в 24 июля. Единственное разумное объяснение, которое он смог найти за это время, заключалось в следующем. Та дрянь, что плескалась в желудке, не усвоилась до конца, и организм не считал её своей. То есть Валера, возвращаясь назад, внезапно получал в постаревших на месяц внутренностях всю ту же порцию дряни, что болталась в нём до перехода в новое качество жизни, и травился заново. Запутанный и, насколько он мог судить, редчайший случай. Вот уж угораздило сорвать джекпот удачи на таком кошмаре.
Впрочем, проблевавшись и оклемавшись, он жил обычной жизнью ровно лунный месяц, проживая вместе с Кабулом стремительный водоворот событий: бегство американцев, линяющих во все концы афганских силовиков, брошенных в Баграме украинцев и, наконец, очищающий террор талибов. Тяжелыми были последние пять-шесть дней. Валеру неизменно сдавал кто-то из местных, и за ним начиналась настоящая охота. Пару раз он попадал в лапы талибанской контрразведки, причём один раз его почти успели расстрелять. Допросы, что пришлось пережить, даже не хотелось вспоминать, настолько унизительно всё это было.
***
С Редайгули он повстречался не сразу. Первые месяцы ушли на привыкание к новым условиям жизни. Человек самое приспосабливающееся существо на Земле. И уже раза с четвёртого, умываясь после традиционных корчей на дощатом полу, Валера вглядывался в зеркало и усмехался:
– В Киеве к психиатру хрен попадёшь, а тут дурдом сразу за порогом квартиры.
Интернет до падения Кабула работал бесперебойно, и Валера, гордо переименовав себя в «Сурка Кабула», начал искать совета. К его удивлению, советчики нашлись молниеносно. Да не просто советчики, а собратья по несчастью.
В друзья к «сурку Кабула» постучались сурки по всему земному шару – все, как один, застрявшие в том же месяце, что и Валера. Его положению одновременно ужасались и восхищались. «Постоянная опасность, это хорошо, – замечал отставной полицейский полковник из Сургута. – Не скучно, понимаешь. Ты же, Валера, со словом дружишь. Ты пиши. Мы тебя читать будем». «Нашёл кого слушать, – делала большие глаза рыженькая Олеська из Минска. Она предпочитала разговоры по видеосвязи. – Скучно ему в Сургуте. Сам-то небось летает куда захочет, а ты, бедненький, торчишь в средневековье». «В первую очередь, ты – хомо хронус, – замечал хладнокровный Микки из Сиэтла. – Новый виток эволюции. Пользуйся новыми возможностями, ты же знаешь ходы наперёд. Вылететь хочешь? Я могу устроить тебе легенду, что ты сотрудничал с нашей военной разведкой»
Микки был славный парень, хоть и чрезмерно замороженный, маловыразительный какой-то. Программист, что с него возьмёшь. Соваться в аэропорт Кабула Валера не рискнул бы даже с легендой – там было сплошное столпотворение с давкой и стрельбой. Спасибо, нет. Хомо хронус хомо хронусом, а умереть можно вполне обыденно. В этой части «сурок Кабула», увы, принципиально отличался от героя Билла Мюррея.
Даже если Микки был прав со своей идеей про хомо хронуса, но это мало что меняло. Люди всегда остаются людьми. В любой мало-мальски большой группе есть секреты, властители дум и завистники, параноики, террористы, святоши. Валера с удивлением открывал для себя целый мир сурков – группы по интересам, объединения путешественников, охотников, рыболовов. Забавно выглядели группы свиданий – найти себе парочку с совпадающем месяцем та ещё задача. Но больше всего его заинтересовала Паутина.
– Древние сумасшедшие, – коротко охарактеризовал их Микки. – Но иногда удобны как почта, у них сеть лучше, чем у постманов.
– Но почему «Паутина»?
– Сам спроси, я толком не понял, – пожал плечами Микки. – И да, с вероятностью девяносто девять процентов тебе предложат стать агентом. В Афганистане сложно найти помощников.
– А что делает агент?
– Сообщает всё, что видит, – усмехнулся Микки. – Насколько я знаю, ничего обременительного, иногда задают вопросы из серии: «Что сегодня высказал мэр на встрече с журналистами?» Это нужно для пополнения знаний о событиях обычного времени. Зато паутинщики дают доступ к своим гонцам. Получить посылку из другого года в наших условиях бывает очень полезно.
Заинтригованный Валера продолжал расспрашивать знакомых со всех концов мира. К Паутине относились без особого интереса, но, что характерно, знали о них практически все. Как понял Валера, эта организация забрасывала сеть своих агентов на всё пространство человеческой истории. Во всех регионах в каждом месяце каждого года сидел свой агент. Связать воедино человеческую историю, видеть разом все возможные ходы – Валера невольно восхищался масштабностью затеи. А ведь действительно – учитывая количество сурков, окопавшихся по месяцам и континентам, цель кажется достижимой. Ему виделась грандиозная машина из людей-шестерёнок, которые зубцами – начальными и конечными днями своего месяца – стыковались друг с другом и крутили часы истории. В конце концов, передать сообщение из Нью-Йорка двадцать второго века в древнеримские Помпеи, это же прекрасно.
В итоге, в очередное 25 июля раздался стук в дверь. Солнце уже клонилось к закату, Валера успел оклематься после привычной порции мучений и привести себя в порядок. Он волновался. Как оказалось – зря.
Может быть руководители Паутины и были посвящены в великие тайны существования хомо хронусов, но их гонец был само разочарование. Худой, мосластый, аскетичный, как средневековый суфий, он напоминал автомат. Пакистанский робот. Как он умудрялся добираться до Кабула, Валера так и не узнал. Гонец редко говорил о постороннем. Только сообщения от Паутины и изредка туманные высказывания на общие темы. Даже имени добиться было невозможно.
– Имя не имеет значения, зови меня просто Гонец, – терпеливо отвечал новоявленный суфий. – Готов слушать сообщение?
– Да.
– Валера, ты готов стать одним из нас? – так начал первую речь гонец на чистейшем русском языке. Валера аж