"Мои слова не имеют никакого значения. Все уже решено бесповоротно", подумал я.
Вышел из приемной после него. Успел еще услышать вдогонку:
- Вот так-то, Петенька, не обломилось. Что же к Танюше своей не обратишься за помощью? А она может...
Тогда я решил, что ее слова о Тане всего-навсего еще одна издевка. До того, чтобы понять истинный смысл ее слов, было еще ой как далеко. Сначала мне предстояло увидеть, что означает "не тяните с визитом".
В нашей лаборатории профессор Рябчун, как всегда сосредоточенно грызущий карандаш и углубившийся в бумаги, оторвался от своего занятия, внимательно посмотрел на меня.
- Чепэ?
Большую часть маленького сморщенного лопоухого лица добрейшего Кирилла Мефодиевича занимали очки в массивной оправе, и казалось, что ему тяжело их носить. Выдающимся был нос, на котором они держались, - длинный, как бы про запас.
"Сегодня же Вера раззвонит, как я ломился к директору и что он мне сказал", - мелькнула мысль.
Я рассказал профессору о разговоре с директором. Он только грустно приставил карандаш к подбородку, словно собирался его проткнуть.
- Эх, Петр Петрович, в детстве дрались умеючи? - А что? - Сразу видно мало доставалось. Или наука не впрок пошла? Что же вы на рожон-то лезете? И мышке ясно: все уже решено и подписано, - подтвердил он то, что я недавно понял. - В институте у нас за мою бытность перебывали сотни анонимок. И на замов 6 том числе. Разве ж какую-нибудь так проверяли? Что же вам разжевать надо? - и принялся за свой карандаш...
... Через два дня на доске объявлений появился приказ об отстранении от должности заместителя директора института "по состоянию здоровья" Логина А. И. А еще через неделю Александр Игоревич слег в больницу с кровоточащей язвой желудка.
ЗАЩИТА
- И все-таки защищаться надо, - сказал Кирилл Мефодиевич после моего рассказа о поездке в подшефный колхоз. - Созданная вами формула полигена Л верна. Это доказали массовые опыты. Непредвиденные последствия - издержки применения полигена. Пусть отработкой методики занимаются практики. А мы им поможем, если понадобится...
У меня оставались сильные сомнения, и я не умолчал о них. Но обычно такой осторожный Кирилл Мефодиевич теперь даже разозлился. Венчик седых волос, обрамляющий розовую лысину, вздыбился. Он приставил к моей груди указательный палец, как дуло пистолета, и начал стимулировать:
- Сколько можно тянуть с защитой? Отзывы получены, лучшие бывают редко. Вот профессор Войтюк пишет, настаивает, что диссертацию следует представить даже не как кандидатскую, а как докторскую. Войтюк-то на этом деле две собаки съел.
- А обстановка в нашем институте? - робко возразил я, в глубине души желая, чтобы он и это мое возражение опровергнул. И Рябчун тотчас пошел мне навстречу:
- Ну, знаете, сверхосторожный друг мой, может быть, вы еще станете приноравливаться к настроению этого пройдохи Владимира Лукьяновича?..
Он задумчиво подергал себя за кончик длинного носа, выщипнул из него какой-то волосок, чуть скривился от боли и тут же забыл о ней. Потом взялся откручивать себе ухо, рассуждая:
- Ваши опасения еще можно понять, если бы вы работали в отделе Александра Игоревича под его непосредственным началом. Но в данной ситуации мы нейтралы, швейцарцы, у меня с Евгением Степановичем давно и бесповоротно установились ровные деловые отношения. Трое членов совета - мои однокашники еще по университету, академик Михайленко, - тут он почему-то бросил косой взгляд на Таню, хлопотавшую у синтезатора, - весьма благосклонен к нашему ведомству. И потом, в конце концов, возможные камни преткновения выявит предварительная защита... Одним словом, подымайте флаг на мачту - и вперед!
Когда я стал пересказывать Тане наш разговор с профессором, оказалось, что она его каким-то чудом слышала и запомнила слово в слово, хоть и находилась не очень близко от нас и была как будто целиком поглощена работой. Поражаясь феномену женского слуха, я не удержался от шутки:
- Неужели у тебя такие большие уши? - Вытягиваются по мере надобности. Как у зайца. - Как у верного пса, - поправила она меня. - И учти, что в защите твоей диссертации и продвижении на новую должность заинтересован не ты один, - блеснула лукавым взглядом, - хоть и не очень верится в успех "предприятия"... - Так мне защищаться или нет? - растерялся я. - Конечно, защищайся. Кто не рискует, тот не проигрывает. - А кто не проигрывает, тот не учится на своих ошибках, - передразнил я. - И не научится до глубокой старости. Последнее слово по несогласованному правилу должно было оставаться за ней. В этом она была непреклонна, говорила: "Хорошие семейные традиции закладываются до женитьбы".
Анализируя ситуацию в институте, я нисколько не сомневался в провале защиты. Но все эти сторонние понукания сделали свое дело: во мне проснулся дремлющий где-то на границе сознания и подсознания "экспериментатор". Он был весьма любопытен - до садизма. И теперь со злобным сладострастием он пришпоривал меня, нашептывал: "Почему и не попробовать? А вдруг?"
Я отвечал: "Ничего вдруг не бывает. Можно посчитать варианты и шансы, как говорит Александр Игоревич..."
"Но ведь они не желают тебе зла. Они тоже что-то понимают: и Кирилл Мефодиевич, и Таня..."
"Они меньше думали над этим, меньше просчитывали варианты", - не сдавался я, уже боясь его, ибо экспериментатор во мне постоянно оказывался сильнее благоразумия.
"Лукавишь. Не в этом дело. Хитришь даже со мной".
"Черт с тобой, признаюсь. Да, они больше верят в меня, чем я сам".
"Вот и докажи, что их вера беспочвенна". Он знал все мои больные струнки. "Ну и гад ты, экспериментатор, - сказал я ему. - Хочешь полюбоваться, как я провалюсь, видеть во всех подробностях, как это произойдет?"
"Хочу! - сознался он. - Не откажи в таком удовольствии...". Вопрос был решен.
Предварительная защита согласно хитрому маневру Кирилла Мефодиевича проходила в исконном, или, как его еще называли, "гвардейском", отделе Евгения Степановича. Моими оппонентами были люди, работавшие с Евгением Степановичем чуть ли не со дня" основания отдела и института. Вопреки моим ожиданиям атмосфера сложилась довольно благожелательная. Замечания; конечно, были, но все легкоисправимые. Присутствующие дотошно рассмотрели представленные мною таблицы и диапозитивы, куда я включил и результаты опытов в подшефном совхозе: в полном объеме, ничегошеньки не скрывая. Казусы применения полигена Л вызвали серьезные сомнения только у двух аспирантов.
Кирилл Мефодиевич ликовал:
- Ну, что я вам говорил, недоверчивый друг мой! Стариков иногда стоит послушать. Уж если эти волки вас не съели, то надо ли бояться зайцев?
