— Идите, Роберт, я никуда не пойду… я не могу… я устала… мне все надоело.
— Вы хотите умереть здесь?
— Пускай… только оставьте меня в покое.
Роберт схватил ее за плечи и развернул к себе, заставляя открыть глаза. Эмили очень не понравился его взгляд — ощущение было такое, словно смотришь в дула боевых лазеров.
— Эмили Дженифер Клайренс, слушайте меня внимательно, повторять я не буду. Я хочу кое-что рассказать вам о себе, и надеюсь, что это исключит дальнейшие недоразумения. Слушайте и не перебивайте, а когда я закончу свой рассказ, мы встанем и пойдем дальше.
Так же, как и вы, я родился на Земле, но на этом сходство наших биографий кончается. Судьба не послала мне папашу-миллиардера. Правда, не был я и отпрыском трущоб, сыном шлюхи и наркомана, привыкшим с детства драться за жизнь зубами и когтями. Я родился в семье, принадлежащей к беднейшей части так называемого среднего класса — к тем работникам умственного труда, которых еще не научились заменять компьютерами, но которым уже научились платить гроши. Вы знаете, что после того, как ресурсы Земли были исчерпаны, и основную промышленность перенесли в Ближний космос, поближе к источникам сырья, Земля, с ее восстановленным экологическим равновесием и скорректированным климатом, стала планетой элиты — и обслуживающего персонала. Мое рождение определило мне место среди обслуживающего персонала… Нет, я никогда не увлекался Американской Мечтой о парне из низов, пробивающемся на самый верх. Мне чужд основной принцип американской культуры, подчинившей себе весь мир, в последнее время даже и китайскую зону влияния — культуры, основанной на слове «супер». Идеология дикарей-пионеров, уродливо наложившаяся на столетия постиндустриального общества. У нас все самое-самое! Твой идеал — супер! Это вдалбливается землянам с раннего детства — вспомните наши фильмы. Супергерои и суперзлодеи! Ты должен быть первым! Настоящий мужчина не может быть вторым — а настоящая женщина ничем не уступит настоящему мужчине! Если ты еще не лидер, ты обязан им стать! Любой ценой! Вечная борьба, вечная гонка! И вся эта мораль разбойничьей шайки — в цивилизованном обществе, где, кстати, все первые места распределены столетия назад. Поэтому американцы, а вслед за ними и все остальные, так помешаны на спорте и разных идиотских конкурсах — это единственная область, где еще можно стать первым. Промышленники скажут, что это способствует сбыту товаров, социологи — что это препятствует застою в обществе. Мне плевать. Я _н_е _х_о_ч_у_ быть первым. Я ненавижу само слово «лидер». Мне не нужны ни власть, ни слава. Я ищу свободы и покоя, как сказал один старинный славянский поэт. (Эмили в очередной раз поразилась эрудиции Роберта.) Свободы, покоя и комфорта — больше мне ничего не надо от общества. Я хочу поселиться на маленьком острове, вдали от всей этой суеты, от этого сумасшедшего мира и смертельно надоевших мне людей. Малость, какая малость! Но великая земная цивилизация не желает кинуть мне эту подачку! Для того, чтобы жить так, никому не причиняя вреда, нужны деньги, и немалые! И я вынужден жить этой сумасшедшей жизнью! На Земле, как я уже сказал, все пути наверх давным-давно перекрыты. Когда я учился в университете, я еще на что-то надеялся, но скоро мне объяснили, что я могу подтереться своим дипломом. Я не согласился влачить жалкое существование своих родителей. На все, что у меня было, я купил эту развалину, «Крейсер», и отправился в космос. Конечно, это дало лишь противоположность покою и комфорту, да и свободу весьма относительную. Я скитался с планеты на планету, выполняя заказы клиентов, не всегда находящихся в ладах с законом, и денег, которые они мне платили, хватало лишь на горючее и текущий ремонт. Я шлялся по самым грязным дырам Границы, влипая в разные переделки — и все это в надежде, что когда-нибудь мне повезет и подвернется что-нибудь стоящее. Думаете, мне хоть сколько-нибудь нравится вся эта дерьмовая романтика? Я люблю читать о приключениях, но не участвовать в них. Я не против экзотики, но на безопасном расстоянии. И инопланетных животных я предпочитаю рассматривать в зоопарках, а не в естественных условиях. Когда-нибудь, когда я получу свой остров, время от времени я буду покидать его и отправляться вместе со всеми этими скучающими богачами на экскурсии по дальним мирам — экскурсии, защищенные тройным силовым полем и отрядами боевых роботов последнего поколения. Возможно, тогда я стану добрее и даже начну находить некоторых компаньонов по круизу вполне милыми людьми. Но пока я их ненавижу. Всех этих новоявленных феодалов свободной, демократической Земли. А больше всего я ненавижу таких, как вы. Ваши дальние предки своим трудом создали колоссальные состояния; ваши отцы хотя и унаследовали их, но не удовольствовались имеющимся и продолжают работать, приумножая свои капиталы. Вы же, юные наследники и особенно наследницы, получили все на тарелочке и сами пальцем не шевельнете; вы пользуетесь всеми благами мира, просаживая от скуки миллионы — без малейшей своей заслуги, единственно по праву рождения! Я бы с большим удовольствием бросил вас здесь. О, конечно, я не стал бы вас убивать; но никто не обязывает меня вас спасать. Но, черт возьми, вы и есть тот шанс, которого я так долго ждал. Вы стоите как минимум сто миллионов, и я намерен доставить вас вашему папаше живой и невредимой. И я это сделаю, нравится вам это или нет. Если вы будете сопротивляться, я свяжу вас этим самым тросом. Для достижения своей цели я не стану проявлять разборчивость в средствах. А теперь, как я и обещал, мы пойдем дальше. Северо-восток, шестьдесят градусов.
Идти становилось все труднее. Дважды Эмили отставала, и Уайту приходилось возвращаться и разыскивать ее. Во второй раз он снял с плеча моток троса и привязал его конец к поясу скафандра девушки. После этого Роберт все время старался идти так, чтобы трос оставался натянутым; когда же он, выбившись из сил, замедлял шаг и натяжение исчезало, ему приходилось оборачиваться, чтобы убедиться, что Эмили все еще идет за ним. С момента их последнего объяснения она не произнесла не звука. Роберт и сам не был расположен к разговорам; собственный язык казался ему напильником, а нёбо — наждачной бумагой, и в голове вертелись все когда-либо виденные рекламы прохладительных напитков. Сырые мхи и капли влаги на осклизлых грибах выглядели все более соблазнительно. Роберт постоянно напоминал себе, что химический состав этой жидкости не лучше, чем в земной канализации, а скорее всего, хуже, так как содержит неизвестные яды. На всякий случай он предупредил об этом Эмили. Она по-прежнему не отвечала. Роберт постарался не замечать окружающей сырости; со временем ему стало казаться, что она в самом деле уменьшилась. Вообще в облике леса происходила какая-то перемена, но Уайт слишком устал, чтобы анализировать ее — он лишь механически отметил, что деревья, кажется, стали толще.
