Отяжелевший хулитель мозголомов с трудом выпростался из-за стола и нетвердой походкой подошел к распахнутому окну.
— Смотри, — сказал он, обводя рукой завитринный пейзаж. — За этими стенами лежит первозданная планета. И она принадлежит нам. У нас ни в чем нет проблем. И нам не требуется нянька. Здесь есть приличный биореактор с набором клеток всеразличных культур, что позволяет разнообразить трансгенную пищу. Используем, как видишь, и местную продукцию. Но не злоупотребляем. Перед охотой я всегда привожу Арни, а он у нас единственный добытчик, цитату из классики:
«… Радость поглощающего пищу, не идет ни в какое сравнение с ужасом и муками пожираемой жертвы…»
Это так, чтобы он не увлекался. Ультиматор же ведет планетарный мониторинг, заправляет автоматами, обрабатывает пробы. Ведет, так сказать, хозяйственную деятельность. Ну, и конечно же следит за нами. Как наседка за цыплятами. Чтоб не расползлись ненароком. Голосовой связи с ним нет. Информация выдается на мониторы. Отдельно для каждого, если в том возникает необходимость. Поэтому поспорить с ним или хотя бы пообщаться вживую не удается. Но он все видит, все слышит. И может даже наказать. Скажем, отлучить от информатеки, отключить аппаратуру, заблокировать транспорт.
— Как же он не уследил за моими предшественниками?
— А-а! — Тиб в сердцах махнул рукой. — Связь здесь действует не дальше горизонта. Спутниковые ретрансляторы, кроме навигационной системы, отключены. Сюда не транслируются ни радио — ни TV-каналы. Даже телефонной или видеосвязи нет. Сеансы с Метрополией ультиматор проводит по спецлинии. Нас в подробности не посвящает.
— Так вы вообще не знаете, что творится в мире?
— Почему же. В информатеке есть сайты, которые регулярно пополняются. Оттуда и черпаем новости.
— А как же отношения с родственниками или хотя бы с теми, с кем просто хотелось бы пообщаться?
Тиб вздохнул:
— С этим сложней. Сеансы связи регламентированы. Прямой контакт исключен. Передача информации — только через ультиматора. Прием — от него же. Единственная радость — обмен почтой, но не более. Раз в месяц. И то лишь в случае, если за тобой не числится нарушений.
Плеча Шлейсера коснулся подошедший для смены сервировки Дзетл. Кампиор вздрогнул и от нежиданности уронил вилку.
— Ты чего? — выставился на него занятый смешиванием какого-то особосложного коктейля Рон.
— Да так, — смутился он. — Отвык, понимаешь, от парабиандров. Они так на нас похожи.
— Тебя это раздражает?
— Нет. Просто при виде их я почему-то всегда испытываю чувство некой раздвоенности.
— Это как?
— С одной стороны я понимаю, что все они ненастоящие. С другой же, не могу отделаться от мысли о наличии у них одушевленного начала.
— Понятно. Гиперболизация автопрецизионного синдрома. Подсознательное самовнушение. Еще, наверное, и переживаешь. Загляни ко мне завтра. Что-нибудь придумаем.
— Спасибо, но это не то, что ты думаешь. Раньше в экипажи часто подсаживали роботов. Но потом от этой затеи отказались. Слишком большая нагрузка на психику. Многие не выдерживали. Это не просто: долгое время находиться в обществе того, кто во всем, до мелочей скопирован с человека, но таковым не является.
— Так я и говорю — гомилофобия [27]. Проклятье для тех, кто большую часть жизни болтается в космосе.
Шлейсер поежился:
— Пожалуй, так и есть. У таких как я особое отношение ко всему. К слову, мне кажется, привыкнуть к здешнему окружению невозможно.
— Не спеши. Сначала мы тоже так думали. Главное — не войти в противоречие с самим собой и обуздать физиологию. Сегодня местная красота, возможно, покажется тебе мерзостью. Но наступит момент, а это обязательно случится, когда душа твоя преобразится, сознание перестроится. И тогда все то, что здесь имеет место быть, представится тебе совершенно в ином свете.
— Ты думаешь?
— Уверен, поскольку ни один из тех, кто здесь когда-то был, не сбежал по причине неприятия индивидуальности местного уклада. Да, многое здесь выше нашего разумения. Но пример Каскадены как нельзя лучше поясняет: космос — это не слепок с Земли. И в нем присутствуют условия, логика формирования которых, а ты это лучше меня знаешь, в принципе отличается от нашей.
Последние слова Рон мог бы и не говорить. Уж чего-чего, а всякой неверояти Шлейсер насмотрелся сверхдостаточно. Более того, напоследок он вообще чуть не сгинул в многомериуме.
В это время на другой стороне стола разошедшийся профессор биологии, видимо не в первый раз, втолковывал Филу и Арни:
— … Вы говорите общество?! Какое к черту общество! Скопище манкирующих кретинов. Академия наук?! Жалкая кучка зажравшихся эндоцефалов, заумцев и разорванцев умов. Энгинатор?! Так это вообще болван пустоголовый, придурок, каких еще свет не видывал. Только подумайте! Допрезиденствовался до того, что своей же собственной федерации чуть войну не объявил.
Судя по реакции слушателей, слова Тиба действовали на них, как бальзам на раны. А тот все никак не мог угомониться:
— Нет, вы только представьте! Помню, как на одном из ученых советов на полном серьезе рассматривался ряд выдающихся по степени идиотизма проектов. Хотели забросить на орбиту банку с каракуртами и посмотреть, как они в невесомости будут плести паутину. Или вот еще. Сиамских близнецов, у которых было по одной руке и одной ноге, предложили соединить с такими же — о двух конечностях — андроидами… Чего только не было за мою жизнь. Хотели вырастить флуоресцирующую свинью или, скажем, обезьяну с прозрачной кожей. Спрашивается: зачем?.. А все лишь для того, чтобы очередной недоделанный диссертант мог защитить степень, а потом с высоты Олимпа втирал бы нам о своей выдающейся роли в развитии науки… Ладно, закончится когда-нибудь этот, задуманный фофанами из ДИПРОЗАМа эксперимент. Помилуют нас лет через десять. Ну и что? Наши раздутые сосуды и переизвестковавшиеся кости могут не выдержать перехода. Что тогда? Оставаться навеки в этой цвета перезрелой сливы богадельне? Кибергизироваться? Но кто позволит нам стать суперменами? Да и законом это запрещено. Вот сиди и думай…
— Подадим еще раз апелляцию, — тупо мотнул головой Фил. — А что? Разве непонятно? Здесь, на севере, действие «s-фактора» не проявляется. Состояние здоровья?! Не знаю. Рон постоянно строчит в своих отчетах, что мы совершенно здоровы.
— Черта с два, — возразил Тиб. — Так тебе и поверили. Ты же знаешь: здесь все не так, как принято считать. И я не собираюсь ломиться в отсутствующую дверь в несуществующей стене. Знаешь, сколько бездарей и лоботрясов толкутся у кормушки с надписью: «Каскаденианский проект»?.. То-то же. Никто из них палец о палец не ударит для того, чтобы изменить наши судьбы. Об этом можно только мечтать, но не более. Все они, как задрипанные макаки. Те не отпустят ветку, пока не ухватятся за другую. Так и эти — не откажутся от одной теории, пока не родят новую.