Ну, и как вам? Все понятно? Опять – пристрелочные очереди и корректировка огня по своим трассам… Вот и я о том же… А я учил своих летчиков бить в упор.
— Садитесь, товарищи офицеры. Приступим. — Я оглянулся – доска была чистая, мел лежал на месте, влажная тряпка тоже присутствовала. — Итак, как мы будем стрелять… Давайте рассмотрим какой-нибудь пример и обсудим его. Представим себе бой… Вы видите, что немец сел на хвост нашему истребителю. Они летят под прямым углом к вашему курсу…
Я подошел к доске и стал рисовать примерную схему.
— Вот наш истребитель… за ним – фашист… вы идете наперерез. Скорость… — я на минуту задумался. Какая скорость? Как считать? Дело в том, что математик из меня никакой! Ну просто ноль без палочки… Что-нибудь, что делится на шестьдесят минут… 540? Или 480? 540 высоковато, пожалуй… — Скорость – 480 км/час.
Черт! Делить-то надо не на 60 минут, а на 3600 секунд! Вот, млять! Сколько же это будет? А ну, сознание, выручай! Помучившись, я проставил цифры.
Скорость самолета противника – 133,3 метра в секунду, скорость снаряда 700 м/сек, длина месса примерно 8,6 метра, значит… значит – упреждение мы выносим на 1,5 корпуса. Лучше – на два, и стрелять начинаем на мгновение раньше, чем требуется. Так, скорострельность пушки – 10 выстрелов в секунду, очередь – 10 снарядов, что же у нас получается?
Твою мать! Что же у нас получается? А получается, что вероятность попадания – лишь один снаряд, да и то – при условии, что вы сделали все правильно! А скорее всего – вы просто промажете и не попадете ни одним снарядом! Вот гадство! И что же теперь делать? Я с лучезарной улыбкой обернулся к слушателям.
— И получается, товарищи, что вы зря сожгли десять снарядов, потому, что попасть при таких условиях стрельбы практически невозможно! Можно только случайно! Но напугать вы немца напугаете. Как показывает практика, от заградительной очереди он сразу же уйдет вверх…
Тут в классе кто-то отчетливо сказал "Пилять!", и я грозно сдвинул брови…
— Старший лейтенант Черкасов!
— Я! — вскочил с места худощавый, если не тощий, старший лейтенант с глазами честного жулика на благородном лице. Вот подарок-то!
— Не следует ругаться с кавказским акцентом, подставляя своего товарища – старшего лейтенанта Парикянца! Получите взыскание!
— Есть, взыскание! — старлей, довольный как слон устроенным представлением, уселся на место, а я вспомнил, как познакомился с "тремя бандитами", как их охарактеризовали в кадрах.
Три друга, три старших лейтенанта – Сергей Черкасов, Серега Парикянц и Юрий Лесных. Когда я впервые увидел их хитрющие морды, я, почему-то, сразу вспомнил американскую комедию. Называлась она как-то так – "Los Tres Banditos", что ли? Там еще Стив Мартин играл, и Чеви Чейз, по-моему… Эта святая троица были пьяницы, хулиганы и дебоширы – клейма негде ставить! Замечаниями и выговорами были обклеены по самые ноздри. Но – летчики отменные. Боевые, злые, нацеленные только на победу. А еще… Еще они здорово напоминали мне моих друзей-офицеров из нашего славного охотколлектива. Просто – один в один! Что с ними делать – ума ни приложу! Как оказалось, — топтать ногами я их буду уже сегодня вечером.
— Теперь рассмотрим наиболее типичный случай – вы выходите противнику в хвост… Расчетная дальность стрельбы по прицелу ПБП-1а – 400 метров. С учетом баллистики пуль авиапулеметов ШКАС, УБ-12,7мм и снарядов авиапушек ШВАК, Б-20, и Н-23, разумеется… Только мы на 400 метров стрелять не будем. А будем мы стрелять "по заклепкам". То есть – видишь заклепки, а это метров 60–70, тогда и стреляй. Максимум – 100 метров, товарищи! Да, "звеньевые", скажите оружейникам, чтобы оружие пристреляли именно на сто метров! Пулять в воздух мы не будем! А тренироваться будем по кинофотопулемету, их на наши истребители уже устанавливают…
Эх, был бы тут Интернет, дал бы я летчикам почитать статью советского аса – Арсения Ворожейкина, "Заметки об огневом мастерстве"! Вот стрелял мужик! Ночью, по конусу (а конус – это такой мешок из авиационного перкаля, шесть метров длиной и метр в диаметре) Ворожейкин из 60 выстрелов, положенных по нормативу, попадал в конус 51 пулей, хотя для оценки "отлично" требовалось всего пять попаданий! В боях он сбивал самолет противника одной-двумя очередями, а его ведомые на один вражеский самолет тратили весь боекомплект.
Я только начал рассказывать летчикам о правилах стрельбы, наработанных Ворожейкиным, как дневальный вызвал меня к телефону. Меня приглашали в Москву.
— Капитан Извольский! Продолжайте вести занятие. Я в штаб, буду поздно…
* * *
Водитель моего (ну, как моего – нашего, нашего, эскадрильского) "Доджа", старшина Петрович, действительно – "старшина", мужику было, наверное, лет 55, степенно и без выкрутасов загнал это раритетное (для меня) чудо на задний двор и заглушил мотор.
— Все, Виктор Михалыч, приехали. Просыпайтесь!
Я обвел задний двор нашей казармы мутным взглядом. Устал…
— Чо, Петрович, приеха-а-а-али? — не удержавшись, зевнул я.
— А то ж! У нас порядок в танковых войсках!
— В авиации, Петрович! В авиации. Побойся бога! Которую неделю уж служишь…
Бывший мехвод танка "Т-34", орденоносец и "погорелец" Петрович, чудом выживший в бою под Прохоровкой, только нахмурил изуродованный послеожоговыми рубцами лоб, и что-то буркнул. Было ясно, что свои танковые войска он на какую-то там "драную" авиацию не променяет никогда. Вот, только оклемается малость – и снова сядет за рычаги любимой "тридцатьчетверки". А пока… Пока надо терпеть. Терпеть, когда к командиру эскадрильи, Герою Советского Союза майору Туровцеву пацаны-летчики обращаются просто издевательски для требований Устава – Ви-и-ктор! Не товарищ майор, а – Ви-и-иктор! Тьфу! Терпеть, что каждый вечер летчики сначала пьют водку, а потом спят на кроватях, в номерах на четыре человека, на чистых простынях… А не как ты, на фронте – на масляной броне "тридцатьчетверки" или вообще – на сырой земле, под ее родимым, теплым брюхом…
— Не дергайся, Петрович… Дай-ка… Сейчас боль уйдет… боли нет… нет боли, Петрович. Петрович!
— А?!
— Все-все! Скоро вернешься в свой полк, старшина. Мы на фронт, и ты… на фронт. И не злись ты на летчиков, Петрович… Горим мы так же как и танкисты… Заживо горим… Только вы – на земле-матушке, а мы в небе…
— Да я ничего… — засмущался старшина.
— Вот и хорошо, что ничего… Ничего не понимаю… Отбой уже был?
— А то ж! Двадцать три двадцать уже…
— А кто это, интересно, в каптерке свет жжет, а Петрович?
Петрович мошеннически начал прятать честные глаза.
