Капитан Арне Йоргенсон: ему было около шестидесяти и он был самым старым из членов команды.
Научный руководитель: доктор Георг Бломак — астроном и физик.
Ко Сахито — экзобиолог и медик.
Берт Хессело, Мирослав Берцик, Анна Жирад и Мади Корко — техники.
Остальных мы хорошо знаем: Фредер, Курт и я.
И Верена.
Перед стартом мы прошли стодневный карантин, и медики убедились, что мы не занесем на Альфу Центавра земных бактерий. И, кстати, с этого момента никаких сигарет, никакого алкоголя. Вечерний час перед телевизором и отбой в восемь часов. Словом, в день старта я почувствовал себя выходящим из тюрьмы.
Но не тут-то было! Они снова наложили на нас столько ограничений, что казалось проще было бы отправить нас к Альфе Центавра в обезьяньих клетках. Корабль еще добрый месяц крутился по орбите, пока мы «обживали» его. Мы должны были часами ходить в скафандрах, мы провели чертову уйму учений, моделируя всевозможные катастрофы. И наконец в путь! За неделю мы достигли Плутона и оставили его за спиной. Солнце становилось все меньше и меньше и вскоре превратилось в ничем не примечательную звезду. Мы все глубже погружались в великую пустоту космоса и начали осознавать свое одиночество. Звезды не стали ни на йоту ближе — все те же светящиеся точки где-то в неведомой дали, безучастно взирающие на наш маленький кораблик. Казалось, мы сами не движемся, так и висим в бесконечной пустоте. Словом я уже начал терять оптимизм, но тут как раз наступило время ложиться в гибернационную капсулу.
Три недели в гибернации, затем неделя на вахте — такого распорядка мы должны были придерживаться в течение одиннадцати лет. Это означало в сумме около трех лет сна. Об обратной дороге мы тогда не думали.
Однако я был бы согласен и на одиннадцать лет сна. Потому что во время бодрствования мне приходилось общаться с этими приятными во всех отношениях людьми, которые — увы! — составляли большую часть нашей команды. Я знал, что будет плохо, но не знал, что может быть настолько плохо. Не знаю, что было бы со мной, если бы мне пришлось терпеть этот ужас одиннадцать лет. К счастью, все закончилось намного быстрее.
Сейчас я не могу без смеха думать о том, как мы были в себе уверены. Мы полагали что перед нами лежит хайвэй протяженностью в 4,3 световых года, на конце которого находится Альфа Центавра. Мы вычисляли на глазок возраст и массы звезд, размеры планет, которых никогда не видели. Мы могли рассуждать о продолжительности их жизни, об их эволюции и все такое прочее. А между тем мы и понятия не имели о том, как устроена Вселенная. Мы по-прежнему считали Солнце и Землю двумя краеугольными камнями мироздания и полагали, что все прочие звезды и планеты должны быть устроены по их образу и подобию. Мы свято верили в теорию относительности, в черные и белые дыры и прочие фантомы нашего сознания. Но действительность оказалась гораздо фееричнее куцых фантазий, порожденных тупыми мозгами.
* * *
Конструкторы придали кораблю классическую форму цилиндра. Благодаря постоянному ускорению во время вахты, сила тяжести поддерживалась на уровне 1 g. Когда вся команда находилась в состоянии гибернации, корабль развивал ускорение до 30 g, и за три трехнедельных фазы сна смог приблизится к субсветовым скоростям.
Третья вахта была самой длинной — организмам нужно было дать время для полного восстановления. В первый момент, когда астронавты очнулись в своих капсулах, они обнаружили, что полностью парализованы, и только через час с лишним чувствительность и способность двигаться стали постепенно к ним возвращаться. Все это время люди терпеливо лежали в толстом слое пены, предохранявшем их от перегрузок и следили за тем, как индикатор медицинской системы постепенно меняет свой цвет с красного на синий, а затем на зеленый, при этом астронавты не выказывали ни малейших признаков нетерпения или страха. Они были поистине образцами невозмутимости. Хотя возможно, дело было в ингаляционных препаратах, которые подавались в капсулы.
Наконец прозвучал сигнал, крышки капсул отъехали в сторону, из дюз, расположенных по периметру капсулы, на кожу людей выплеснулся жидкий крем, специальные ролики начали массаж, и вскоре члены команды смогли встать, перекусить жидкой пищей и приступить к дальнейшим процедурам: специальным комплексам упражнений, тренировкам памяти, физиотерапии.
Затем они стали снимать показания с приборов, проводить тестирование, проверять, как функционируют многочисленные системы жизнеобеспечения корабля. Все работало согласно плану. Кораблю предстояло еще шесть лет ускорения, затем шесть лет торможения и наконец в точке прибытия ускорение падало до нуля. На заре астронавтики главный корабль обычно оставался на орбите, а на планету опускался только специальный модуль. Однако с тех пор в технологии произошла революция, материалы стали гораздо прочнее, и теперь корабль мог самостоятельно приземлится на поверхности планеты. Двигатели работали на основе ядерного распада.
У корабля не было иллюминаторов, и вся его внешняя поверхность была покрыта специальными изоляторами, защищавшими астронавтов от космических излучений. Однако конструкторы корабля учли, что человеку привычнее визуально определять свое положение в пространстве, потому на мостике располагался огромный экран, на который передавалась информация с фоточувствительных датчиков обшивки и, стоя перед ним, можно было любоваться звездным небом во всем его великолепии. Точнее — звездной радугой. Из-за эффектов, возникающих на околосветовых скоростях, картина искажалась: прямо по курсу корабля звезды сливались в единое яркое пятно, те же, что оказывались с боков, окрашивались во все цвета спектра от красного до фиолетового; при этом цвета дробились на тысячи оттенков, невообразимых для человеческого разума. За кормой же оставалось угольно-черное пятно. Поначалу это зрелище казалось экзотичным, но люди быстро к нему привыкли.
Один из техников проводил рутинную проверку показаний приборов на мостике и, случайно бросив взгляд на экран, заметил едва различимое искажение спектра. Ослепительно белая вспышка перед носом корабля превратилась в пятно жемчужно-серого цвета. Этот эффект противоречил всем известным законам физики.
Техник удивленно поднял брови, покачал головой и доложил об увиденном научному руководителю. Доктор Георг Бломак вскоре появился на мостике и убедился в том, что это не галлюцинация. Вскоре у экрана собралась вся команда корабля — люди были искренне рады неожиданности, которая нарушила монотонное течение будней.
Георг Бломак взял микрофон и начал составлять отчет, подробно описывая наблюдаемый феномен и попутно высказывая предположения относительно его физической природы. «Вероятнее всего, мы имеем дело с оптической иллюзией, порожденной либо неисправностью датчиков, передающих визуальную информацию, либо сбоями в работе программы, обрабатывающей данные, либо нарушением процесса восприятия в зрительном анализаторе человеческого мозга, вызванном длительной гибернацией. Так или иначе, но пока мы не можем объяснить этот феномен, а следовательно не можем продолжать полет».
