От следователя Костромиров, не теряя времени, направился сразу к Афонскому подворью, что на Гончарах. Проехав Котельническую набережную, миновав Яузу, он вырулил в Большой Ватин переулок, и вскоре перед ним выросли белокаменные стены с двумя башнями, надвратной церковью, куполами и большой колокольней. Это и было московское подворье Русского Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне. Горислав был уверен, что с помощью имеющихся у него там хороших и давних знакомых он без особого труда добудет обязательное письменное разрешение на посещение Святой Горы.
Обернулось все вполне благополучно, и уже через два дня на третий, вернувшись из Греции, Горислав Игоревич, даже не приняв с дороги душ, первым делом созвонился с одним знакомым доцентом из Историко-архивного института. Проговорив с ним о чем-то не менее получаса, он неожиданно вспомнил, что в спешке даже не удосужился проверить почту. Непростительное упущение!
Почтовый ящик профессор открыл с понятным волнением, и оно оказалось не напрасным: внутри лежал большой белый конверт с уже знакомой размашистой надписью по диагонали: «Профессору Костромирову Г. И.». Разумеется, без указания отправителя и обратного адреса. Продолжение «Жития»! А это значит… Однако, едва взяв в руки анонимное послание, профессор тут же понял, что конверт навряд ли содержит более одного листа писчей бумаги — слишком легок и тонок тот был. Не мешкая, Костромиров вскрыл письмо. Внутри действительно лежал единственный листок, причем почти чистый, если не считать одинокого набранного на компьютере предложения. «Следующие две части спросите у следователя Хватко В. В.», — прочитал профессор.
В некоторой растерянности поднявшись обратно в квартиру, Горислав набрал номер друга.
— Вернулся? — пробурчал Вадим. — А у меня тут, ядрен-матрен… ляпсус вышел. Даже два.
— Кто? — только и спросил Костромиров, уже понимая, что оправдались его худшие предположения.
— Академик Чудинов и этот… с двойной фамилией.
— Хоменко-Лисовский?
— Точно.
— Когда?
— Вчера вечером… Слушай, а откуда ты знаешь, что…
— Не усердствуй — мне письмо пришло.
— Та-ак, — протянул Вадим Вадимович, — и ты его что, вскрыл?
— Вскрыл и прочитал, а там…
— Да ты соображаешь, что делаешь?! — перебил его следователь. — А отпечатки пальцев? Надо было позвонить мне, чтобы под протокол…
— Не надо срывать на мне зло, — в свою очередь перебил его Горислав Игоревич. — Откуда мне было знать, что в нем? Всего сразу не сообразишь.
— Ладно, — вздохнул Хватко. — Так что в письме? Впрочем, молчи — я сейчас сам к тебе приеду.
— Жду. И захвати продолжение «Жития».
— Ты и про это знаешь? Ладно, жди.
Через полчаса раздался звонок в дверь — прибыл Вадим. Старший следователь был угрюм и подавлен. Он молча прошествовал на кухню и тяжело осел на табуретку.
— Плесни мне водки, — сказал он вместо приветствия, кидая на стол кожаную папку.
Исполнив просьбу друга, Костромиров, который тоже не имел видимых причин для веселья, сел напротив, подпер подбородок руками и приготовился слушать. Но Вадим в прежнем мрачном молчании пробежал глазами послание анонима, потом расстегнул папку и протянул Гориславу две стопки пергамента в прозрачных файлах:
— Вот они, эти следующие две части. Знаешь что? Давай начнем с них. Вдруг там какой ключик? Сможешь — с листа и вслух? А то я в этих чертовых завитушках, как ни пыжился, ни черта не понял.
Горислав возражать не стал. Те паче что ему самому не терпелось узнать продолжение таинственной истории Феофила Мелиссина.
«— Эх, обидно, что мы лишились всех денег, — с сожалением сказал Григорий Камулиан, выходя вслед за остальными из дверей фускарии в ночную тьму, — ибо теперь придется нам волей-неволей разойтись по домам, не осчастливив своим посещением и любовью ни одну из гетер в Кифи.
— Ну, ты-то не потерял ни единого медяка, — успокоил его проексим Воила, — так, может, наскребешь несколько милиарисиев для себя и друзей?
— Опомнитесь, несчастные! — в притворном ужасе вскричал Арсафий Мономах. — Разве вы не видите, что улицы пустынны, а огни в тавернах погашены? Продолжая бродить по городу в столь неурочный час, мы нарушим установления городского Эпарха! Что, если заметит нас ночная стража?
— Друзья мои, утешьтесь, — вступил в разговор неугомонный Трифиллий, — я отведу вас в заведение, в котором у меня открыт неограниченный кредит и где, клянусь мужественностью Приапа, все удовольствия нам доставят в долг! И помните, что с нами проексим Петр Воила, — кто осмелится задержать адъютанта доместика гвардейской тагмы экскувитов?
— Не только осмелятся, но и почтут за счастье, — мрачно проговорил Воила. — Ни денег, чтобы откупиться, ни подписанного Никтэпархом пропуска у меня при себе нет, а мой командир — доместик Иоанн Пикридий — пребывает в постоянной вражде с главою тагмы арифм и начальником ночной стражи — друнгарием виглы Алексеем Мусулемом, ибо первый держит руку августы, а второй — императора. Так что задержать экскувипгора для стражников будет просто делом чести.
— В таком случае и для нас дело чести — надуть копьеносцев виглы! — воскликнул Петр Трифиллий. — А что скажешь на это ты, Феофил? Ведь ты — единый из нас не почтен никаким саном и потому рискуешь больше всех, ибо стражники могут не только упечь тебя до утра в узилище Халки, но и примерно выдрать плетью!
Я несколько рассеяно ответил, что предпочел бы уединиться в своем доме и поспать.
— Э! Да я вижу, ты никак не забудешь чертова агарянина! — заметил Трифиллий. — Успокойся, любезный Мелиссин, душа твоя явно осталась при тебе и не попала в лапы демонов. Если, конечно, за таковых не почитать Камулиана, меня и всех остальных. Однако для поднятия духа тебе явно необходима женская ласка. Потому, друзья, решено: следуйте за мной в известную только вашему Трифиллию потаенную обитель Афродиты! Я буду вашим вожатым этой ночью, и да уподоблюсь я покровителю путников Гермесу или благой вестнице богов Ириде, но не мрачному старику Харону!
Сказав это, он подхватил под руки меня и Камулиана и живо повлек куда-то в ему одному известном направлении. Мономах и Воила последовали за нами.
Пройдя кривыми и порядочно грязными переулками где-то между базиликой святого Иоанна и цистерной Бона, мы выбрались наконец на широкую, вымощенную каменными плитами Месу. Однако едва мы миновали руины крепостных ворот старой стены Константина и подошли к мраморным львам, охраняющим пятиглавую громаду храма Святых Апостолов, как услышали тяжелые шаги и лязг железа. К нам приближались ночные стражники виглы!
