– У Бога? – уточнил Андрей.
– Да, конечно. Но в этом деле самолечение не менее опасно, чем при обычных болезнях. Обратитесь к опытному священослужителю. Я даже могу рекомендовать…
Константин Анатольевич вынул из редикюля визитную карточку.
– Этому человеку удалось многих вернуть к нормальной жизни. Его зовут отец Тимофей. И место намоленное.
Андрей принял визитку и положил в карман рубашки.
– Спасибо.
– Очень рекомендую. – доктор встал и пошел к выходу. – И еще советую не тянуть с этим визитом. Положение может усугубиться.
Андрей закрыл дверь за доктором и тут же направился к телефону.
– Алло! Вызов такси? – произнес он трубку, когда линия соединилась.
Андрей вошел в комнатушку на втором этаже церковной пристройки и сел на деревянную лавку возле окна.
– Подождите минуту. – сказал худощавый служка. – Отец Тимофей освободится.
Он вышел из комнатушки, прикрыв за собой тяжелую деревянную дверь. Андрей остался один – огромные напольные часы четко отбивали секунды, маятник в виде Вифлиемской звезды метался между двух ангелов поддерживающих циферблат.
Андрей смахнул слезы платком.
Под сводчатым потолком жужжала одинокая муха, иногда она падала вниз и билась в оконный витраж, раскидавший по полу разноцветные пятна солнечного света. В небольшой комнатке стоял массивный стол из темного дерева и такие же шкафы, полные книг в засаленных переплетах. Все остальное пространство было пустым, если не считать двух лавок у стен. Зато сами стены ломились от богатства и роскоши – образа в золотых окладах, золотые кресты и золотые кадильницы на золотых цепях.
Андрей уважительно покачал головой и смахнул новую порцию слез.
Сквозь прозрачную часть витража был виден уютный дворик и прицерковный люд, стоящий в очереди за раздачей обедов в трапезной. Одноногие, слепые, убогие, богомольные старцы и женщины в черных платках. Одноногий страик с костылем покуривал папиросу.
Со двора медленно выехал «Форд-Кондор» последней модели – черный, зализанный, мощный – секьюрити в черных футболках и солнцезащитных очках знаками попросили очередь посторониться.
Скрипнула дверь и в комнатку, вошел огромный молодой мужчина в рясе. Два метра росту в нем было точно, да еще косая сажень в плечах. Он с поклоном перекрестился на образа и только после этого обратил внимание на Андрея.
– Здравствуйте! – кивнул он. – Я отец Тимофей. Вы Андрей, так я понял?
То ли он намеренно акцентировал букву "о", то ли это было ему свойственно от природы.
– Да. – ответил Андрей.
– Горючими слезами омылся? – батюшка грузно уселся за стол.
Андрей молча кивнул и утерся платком.
– Грехов совершать не надо. – отец Тимофей впился в Андрея взглядом, как снайпер в цель. – Не ходили бы потом…
«Что бы вы тогда ели?» – подумал Андрей зло.
– Суровый вид напрасно показываешь. – одернул его батюшка. – Тут каяться надобно, а не рожей кривить. За что прокляли?
– Не знаю. – честно признался Андрей.
– Ну и пошел тогда отсюда… – батюшка равнодушно указал на дверь. – Ступай. Там проводят.
– Но подождите!
– Вспомнил? – священник сурово свел брови.
– Да. Она меня полюбила, а я ее нет. Она не поняла, почему я ее отверг. Хотела понять, узнать, но я отказался с ней разговаривать. Просто исчез.
– Сам не полюбил, значит?
Андрею так и виделось перекрестье прицела.
– А какого же тогда рожна отростком своим окаянным тычешь куда не попадя?
– Ну… – Андрей не нашел на это прямого ответа.
– Богомерзкое это дело. – напомнил отец Тимофей. – А то вот сейчас накажу тебе венчаться с ней перед господом. Что будешь делать?
– Не надо. – Андрей смиренно вытер слезы и опустил глаза.
– Вот так. – одобрительно кивнул батюшка. – Значит сегодня поручу отцу Петру тебя пред иконой отчитывать. Это малое дело. А большое – промывать очи святой водой по три раза на дню и каяться. Своими словами десять раз в день. Кроме того молитву «Отче наш» двадцать раз в день, а «Радуйся Мария» пятнадцать. Четыре свечи по углам всех комнат должны гореть непрестанно. Одна догорает, от нее другую пали. Понял? Свечи в лавке внизу покупай, они освященные. Да не по десять копеек бери, а по три рубля. Жадность – тоже грех. А, еще поститься надобно. Мясо не жрать, рыбу тоже. Все варить. К женщинам не прикасаться месяц. И рукоблудить не вздумай! А то еще прибежишь, когда руки отсохнут. Понял?
– Да.
– Две тысячи. – отец Тимофей глазами указал на кончик стола.
Андрей с облегчением отдал деньги. Сразу стало легче.
«Господи, спасибо тебе…» – подумал он.
Служка провел его по лестнице вниз, красноречиво остановившись у церковной лавки, в которой торговали свечами и календариками с голубями.
Андрей купил сначала пакет, а потом сложил в него все свечи, которые лежали на прилавке.
– Тогда уж и календарик возьмите. – посоветовал служка. – Отец Тимофей освятил.
Андрей взял, очетливо чувствуя, что тратит деньги не зря.
«Надо будет позвонить Светлане, спасибо сказать». – подумал он.
– А теперь надо пройти в часовенку. – служка указал на богато убранный вход. – Там отец Петр будет вас перед иконой отчитывать.
– Да, конечно. – Андрей с облегчением пошел вслед за ним.
Глаза уже резало намного меньше.
Уставший, замученный, едва держась на ногах, Андрей ввалился в прихожую своей квартиры и запер дверь. Голова еще гудела басом отца Петра, ноздри еще окутывал дурманящий аромат ладана. Зато зрение почти пришло в норму, слезы еще лились, но уже не так интенсивно.
Вот она – сила Божья! Вот они, истинные ценности! Покаяние, расплата за грехи. И прощение.
Андрей впервые отчетливо осознал, что такое настоящая любовь. Не секс, упаси Господи, не шепот в объятиях. Это вот такое всепрощение. Правду говорят, что Господь возлюбил людей и любые грехи им прощает за покаяние. Вот это любовь! Любые!
Люди – неразумные дети Господни, их можно наказывать, даже нужно, чтоб чувствовали на себе десницу Его, но клеймить грехом на все земное существование незачем. Всяк может ошибиться, когда ищет путь к Свету. Поиск невозможен без ошибок.
Да святится имя Его… Да пребудет царствие Его…
Андрей включил бесполезные мониторы, чтобы хоть что-то было видно в кромешной тьме отгороженной от света комнаты. Яркие надписи «Необходимая библиотека не найдена» давали как раз нужное освещение – и смотреть можно было, и не резало глаза безудержной яркостью ламп.
Он принялся доставать из пакета и расставлять по углам свечи.
– Да святится имя Твое… – шепнул Андрей и щелкнул зажигалкой.
