Она открылась, хоть и весьма неохотно, потому что ею не пользовались уже черт-те сколько лет. Со скрипом, визгом и стоном створка чуть сдвинулась, и мне удалось протиснуться на пыльную, провонявшую плесенью лестничную площадку. Я глубоко вздохнул и приступил к нисхождению: восемь ступеней — площадка, еще восемь — этаж. И так далее.
Далее-то далее, но далеко я не ушел. Между сто пятидесятым и сто сорок девятым этажами в стене обнаружилась крошечная дверца. Я остановился и с любопытством оглядел ее. Когда-то на створке была намалевана некая надпись, но краска давно осыпалась. Тем не менее слой пыли на месте букв был тоньше и светлее, чем на остальной поверхности двери, и я пусть с трудом, но сумел разобрать слова: ШАХТА ЛИФТА. СЛУЖЕБНЫЙ ВХОД.
Я нахмурился. Эту дверцу должен был охранять как минимум взвод бдительных солдат. Почему же она без присмотра? Может, за ненадобностью ее просто не нанесли на новейшие карты Проекта? Или она опечатана изнутри? Или военные уже поймали лазутчика? Или начальство допустило халатность?
Пока я задавал себе все эти вопросы, створка распахнулась, и появился лазутчик с пистолетом в руке.
Наверняка это был он. Во-первых, пистолет. Во-вторых, испуганная физиономия, затравленный взгляд, нервная повадка. В-третьих, то обстоятельство, что он возник из шахты лифта.
Сейчас, задним числом, мне кажется, что он перетрусил не меньше моего. Помнится, у нас получилась короткая, но живописная немая сценка. Мы застыли, разинув рты и выпучив глаза.
К сожалению, лазутчик опомнился первым. Быстро и бесшумно прикрыв аварийную дверь, он перестал бестолково размахивать пистолетом и прицелился мне в живот.
— Не двигаться! — громко прошептал он. — Ни звука!
Я в точности выполнил эти указания, что дало мне возможность хорошенько приглядеться к лазутчику. Он был невысок, дюйма на три ниже меня, с худым скуластым лицом, тонкими губами и глубоко посаженными глазами. В серых штанах, серой рубахе и бурых шлепанцах. Ни дать ни взять шпион… То есть он выглядел, как и положено шпиону — вовсе не как шпион. Воплощенная серость. Мне показалось, что он смахивает на угрюмого молочника, который когда-то обслуживал моих родителей.
Лазутчик лихорадочно огляделся, потом указал свободной рукой на лестницу и спросил:
— Куда она ведет? Я прокашлялся.
— Вниз.
— Хорошо, — сказал лазутчик, и в этот миг этажах в четырех под нами послышался истошный скрежет открывающейся двери, а затем — тяжелый топот. Солдаты! Они поднимались к нам.
Но лазутчик мигом развеял мои надежды на скорое спасение.
— Где вы живете? — спросил он.
— На сто пятьдесят третьем, — ответил я. Лазутчик попал в отчаянное положение и, следовательно, был очень опасен. Я знал, что только быстрый ответ на любой его вопрос может дать мне кое-какие шансы остаться целым и невредимым. Надо было подыграть ему. Лишь в этом случае я, возможно, улучу удобный момент и либо удеру от лазутчика, либо захвачу его в плен.
— Тогда пошли, — велел он, подтолкнув меня стволом своего пистолета.
Что ж, пошли так пошли. Мы поднялись на сто пятьдесят третий этаж и остановились у двери. Прижав дуло пистолета к моей спине, негодяй хрипло зашептал:
— Я спрячу оружие в карман. Одно неверное движение, и я пристрелю вас. Сейчас мы войдем в вашу квартиру, как приятели, которые вернулись с прогулки. Вы все поняли?
Я кивнул и двинулся вперед. Никогда еще наш длинный вестибюль не казался мне таким пустым. Никто ни разу не выглянул из квартир или ответвлений коридора. Наконец мы подошли к моей двери, и я открыл ее при помощи большого пальца.
Как только мы очутились внутри, лазутчику заметно полегчало, и он устало привалился к двери; рука с пистолетом повисла, будто плеть, губы дрогнули в нервной ухмылке.
Я прикинул, успеет ли мерзавец вскинуть пистолет, если я брошусь на него. Но, должно быть, он угадал мои намерения.
— Даже и не пытайтесь, — сказал лазутчик. — Я не хочу убивать ни вас, ни кого-либо другого, но убью, если меня вынудят к этому. Подождем, пока погоня минует ваш этаж, потом я свяжу вас и уйду. Забудьте о глупом геройстве, и с вами не случится ничего плохого.
— Вам не скрыться, — ответил я. — Весь Проект поднят по тревоге.
— Это — моя забота, — лазутчик облизнул губы. — У вас найдется кофе с цикорием?
— Да.
— Заварите чашечку. И не вздумайте сдуру ошпарить меня кипятком.
— У меня только дневная норма воды — на обед, ужин и две чашки кофе.
— А нам с вами и нужно две чашки, — сказал лазутчик.
Что ж, у меня появилась еще одна причина злиться на этого проклятущего шпиона. Я снова вспомнил о Линде. Похоже, мне уже никогда не добраться до ее квартиры. Возможно, Линда давно оплакала меня или, чего доброго, вызвала санитаров, и теперь они ищут мои останки.
Пока я заваривал кофе, злоумышленник не терял времени даром и расспрашивал меня. Первым делом он узнал мое имя, потом осведомился, чем я зарабатываю на жизнь.
— Я диспетчер рудовозов, — ответил я.
Разумеется, это была неправда, но Линда много рассказывала мне о своей работе, и при нужде я мог бы навешать ему лапши на уши.
На самом-то деле я работал тренером по классической борьбе, дзюдо и карате. Но об этих моих умениях шпион узнает в должное время. Во всяком случае, таков был мой замысел.
Парень помолчал с минуту, потом спросил:
— Уровень радиации на бортах вагонеток?
Я был вынужден признаться, что понятия не имею, о чем он ведет речь.
— При возвращении, — пояснил лазутчик. — Сколько рад они привозят на себе? Или вы тут не делаете таких замеров?
— Разумеется, не делаем, — я снова обрел почву под ногами, поскольку Линда когда-то снабдила меня необходимыми сведениями. Вагонетки и груз впускают в Проект только после дезактивации.
— Это мне известно, — раздраженно буркнул лазутчик. — Но разве вы не замеряете уровень перед дезактивацией?
— А зачем?
— Чтобы узнать, насколько понизилась радиация на улице.
— Да кого это волнует?
Мой непрошеный гость насупился.
— Всегда один и тот же ответ, — пробормотал он, обращаясь скорее к самому себе, нежели ко мне. — Похоже, вы, ребята, готовы всю жизнь просидеть в своих пещерах.
Я оглядел комнату и сказал:
— По-моему, неплохая пещера.
И все-таки пещера, — преступник подался ко мне, его глаза сверкнули, словно у одержимого. Разве вам никогда не хотелось выйти наружу?
Нет, это немыслимо! Я так опешил, что едва не обдал себя крутым кипятком.
— Наружу? Разумеется, нет!
— Да, все одинаковые, — проворчал лазутчик. — Одинаковые тупицы. Слушайте, вы! Отдаете ли вы себе отчет в том, сколько времени понадобилось человечеству, чтобы выбраться из пещер? Как медленно, долго и мучительно ползло оно по пути прогресса? Сколько тысячелетий прошло, прежде чем человек высунул нос из своей норы?
