— А это место, про которое вы вчера говорили…
— Я ничего вчера не говорил. Пьяный я был.
— Вы сказали, оно называется Моквиглс. Как вас там лечили?
Маленькие глазки Норсгрея почти скрылись за розовато-лиловыми складками век. Он показал большим пальцем на заросли кустов, между которыми проходила тропа.
— Тут они, поджидают уж тебя, приятель. Слышишь, как шуршат-верещат? Они встают раньше нас, а ложатся позже, и в конце концов вы все им достанетесь.
— А вы нет?
— А я нет. Потому что мне будут делать инъекции и давать новое ожерелье каждые сто лет…
— Вот как… Значит, вы получаете инъекции и ожерелье. А вы знаете, что такое ваши бусины? Это витаминные пилюли.
Я ничего не скажу. Я не знаю, о чем ты тут толкуешь. Во всяком случае, вам, смертным, лучше держать язык за зубами. Вот и дорога — стало быть, расходятся наши пути.
Они вышли к своего рода перекрестку, где заросшая тропа пересекала дорогу, чья изрытая колеями поверхность еще сохраняла остатки асфальта. Здесь Норсгрей стал погонять оленя палкой и ускорил шаги.
Однако он все же обернулся к Седой Бороде:
— Скажу тебе одну вещь: если пойдешь на Свиффордскую ярмарку, спроси там Кролика Джингаданджелоу.
— Кто это? — спросил Седая Борода.
— Я же говорю: человек, которого ты должен спросить на Свиффордской ярмарке. Запомни имя: Кролик Джингаданджелоу.
Седая Борода стоял на дороге и смотрел вслед удалявшейся повозке. В какой-то момент ему показалось, что брезент сзади зашевелился и из-под него высунулась рука, но, скорее всего, это был лишь плод воображения. Седая Борода стоял там, пока Норсгрей со своей телегой не скрылся за поворотом.
На обратном пути Олджи заметил в кустах прибитый к столбу труп. Он ухмылялся с той дерзостью, какая свойственна лишь давно умершим. На черепе остались еще лоскуты плоти, словно мертвые листья. Они были тоньше, чем ветхая одежда трупа, и между ними, подобно прослойкам соли в трещинах сухой пустынной почвы, проглядывала бледная кость.
— Мертвецы на перекрестках — знак предостережения грешникам… как в средние века… Старые забытые средние века… — пробормотал Седая Борода. Темные глазницы смотрели прямо на него. Но он испытывал не столько отвращение и страх, сколько тоску; он думал о машине ДВСИ(А), с которой расстался несколько лет назад. Все-таки люди недооценивали значение техники! Ему ужасно хотелось снова заняться записями — кто-то ведь должен описать историю заката человечества, хотя бы для археологов из других миров. Он зашагал по тропе обратно к сараю, повторяя про себя: Кролик Джингаданджелоу, Кролик Джингаданджелоу…
В тот день музыка зазвучала с наступлением вечерних сумерек, и вскоре на берегу показались огни Свиффорда. Путники оказались в той части Темзы, где она некогда вышла из берегов и широко разлилась, превратив местную растительность в водоросли. Вокруг стали появляться другие лодки. Сидевшие в них люди приветствовали Седую Бороду и его спутников, но говорили с таким же сильным акцентом, как Норсгрей.
— Почему они не изъясняются на нормальном английском языке? — возмутился Чарли. — Даже понять толком невозможно.
— Может, не только время пошло чудить, — предположил Товин. — Может, уж и расстояния все перепутались. Может, это Франция или Китай, а, Чарли? Я бы, ей-богу, не удивился.
— Болтун старый, — проворчала Беки. Они направились туда, где была сооружена дамба или набережная; за ней виднелись разнообразные постройки — хижины, сараи — в основном, похоже, временные. Здесь же высился впечатляющий каменный мост с остатками каменных перил. За ним качались огоньки фонарей; два человека вывели на водопой небольшое стадо северных оленей.
— Нам нужно стеречь лодки и овец, — сказала Марта, когда шлюпка первой пристала к мосту. — Мы не знаем, что тут за люди и можно ли им доверять. Джеф Пит, останься со мной.
— Что ж, пожалуй, останусь, — согласился Пит. — По крайней мере, здесь не влипнешь в историю. Мы бы и закусить могли холодной бараниной, пока остальные там бродят.
Седая Борода коснулся руки своей жены.
— Я разузнаю там, сколько стоят наши овцы, — сказал он.
Они обменялись улыбками, и Седая Борода вышел из лодки; Чарли, Товин и Беки последовали за ним. Под ногами у них хлюпала грязь; над землей стелился дым от небольших костров, которые горели повсюду. Запах готовившейся пищи вселял бодрость и надежду. Почти у каждого костра топталась кучка людей, и какой-нибудь торговец бойко расхваливал свои товары: орехи, фрукты… Один долговязый старик предлагал плоды, чье название Седая Борода припомнил лишь с большим трудом: персики, а также наручные часы, чайники и омолаживающие снадобья. Покупатели протягивали торговцам монеты. В Спаркоте деньги почти исчезли; для столь малочисленной общины достаточно было простого обмена товарами.
— Ого, да тут настоящая цивилизация! — оживился Товин, проводя ладонью по ягодицам своей жены. — Как вам это нравится, миссис? Лучше, чем в реке бултыхаться? Гляньте-ка, у них даже паб есть! Пошли, хлебнем маленько, согреем нутро!
Он достал штык, показал его двум дельцам, подождал, пока они назовут наибольшую цену, и получил взамен горсть серебряных монет. Довольный своей сделкой, Товин дал часть денег Чарли и Седой Бороде.
— Это только в долг, учтите. Завтра продадим овцу, и вы со мной расплатитесь. И пять процентов в мою пользу, ребята.
Они зашли в одну из хижин с деревянным полем. Кривые буквы над входом уведомляли, что это «Таверна Потслака». Внутри было много разного люда; за стойкой два причудливых великана, похожих на корявые дубы, управлялись с бутылками. Глотнув медового зелья, Седая Борода начал прислушиваться к разговорам вокруг и почувствовал, как у него поднимается настроение. Он никогда не думал, что звяканье монет у себя в кармане может быть так приятно.
В голове роились многочисленные образы и мысли. Казалось, бегство из Спаркота действительно равносильно побегу из концентрационного лагеря. Здесь шла та жизнь, которую не удалось устроить в Спаркоте. Конечно, человечество получило смертельную рану, и через полвека его ждал окончательный крах. Но пока у людей оставались дела, которые можно делать, отношения, которые можно поддерживать, личные качества, которые можно проявлять. Когда тепло разлилось по его телу, Седая Борода радостно подумал, что человечество хотя и наказано за свое безумие неведомыми богами, однако еще не выродилось окончательно. Неподалеку сидела пожилая пара; у обоих были искусственные челюсти, вставленные столь неудачно, словно этой работой занимался ближайший кузнец. Седая Борода стал свидетелем оживленной беседы супругов. Они праздновали свою свадьбу. У мужчины прежняя жена умерла месяц назад от воспаления легких. Его игривое ухаживание за новой подругой чем-то напоминало Пляску Смерти, и все же, несомненно, было заряжено живым оптимизмом.
