На транспортере Том проехал вглубь огромного зала и оцепенел от увиденного. Вместо четырех поисковых турбин теперь было три. Четвертый цилиндр исчез, остались только фикспункты там, где он еще недавно выступал над внутренней поверхностью камеры. Прозрачный кожух разлетелся на сотни осколков, острых как кинжалы; большинство вонзилось в стены. Дрейфус не представлял, что за сила разорвала броневой прозрачный кожух. Из такого стекловидного вещества корпусы звездолетов делают!
Само устройство, прежде вращавшееся под кожухом, превратилось в пыль, которая покрывала все вокруг слоем в несколько сантиметров и висела в воздухе удушающим сизым смогом. Турбина – и уровневые стеки данных, и неутомимые извлекающие лопасти – перемолола себя в мелкую крупку. Дрейфус вспомнил, что это входило в ее обязанности. В случае захвата резиденции «Доспехов» информация не достанется врагу. Однако самоуничтожаться в ходе нормальной работы турбине не следовало.
Дрейфус пригляделся к другим турбинам. На кожухе ближайшей к уничтоженной турбине появились глубокие трещины. Сама она вращалась, на глазах сбавляя обороты. Две другие также переходили в режим безаварийного отключения, хотя у них кожухи не пострадали.
Медики уже увезли тяжелораненых и занялись лаборантами, получившими порезы и ушибы от осколков взорвавшейся турбины. Стараясь не мешать, Дрейфус подошел к префекту Траяновой, которая отвечала за архив и считалась образцом компетентности. Том соглашался с этим мнением, но Траянову не любил и знал, что чувство взаимно. Он как-то брал ее в помощницы, но исключил из команды, потому что для полевой службы эта женщина не годилась. Она не простила, и их редкие встречи получались короткими и напряженными.
Тем не менее Дрейфус обрадовался, что Траянова отделалась глубокой ссадиной на щеке. Она прижимала к ссадине рукав – форма выделяла дезинфицирующие и свертывающие вещества. Наушники Траянова опустила на шею, очки подняла на лоб. Сизая пыль припорошила ей одежду и открытые участки кожи.
Траянова наверняка почувствовала красноречивый взгляд Дрейфуса.
– Предвосхищая твой вопрос, скажу: в чем дело, я понятия не имею.
– Я собирался спросить, как ты. В момент взрыва была здесь?
– За четвертым стеком, самым дальним от взорвавшейся турбины. Я тестировала скоростной поиск.
– И?
– Турбина просто рванула. Вращалась себе, а потом бабах… Без наушников я бы оглохла.
– Тебе повезло.
Траянова ухмыльнулась, убрала рукав от щеки и показала окровавленную манжету.
– Неужели? А по-моему, чертовски не повезло, потому что я оказалась здесь.
– Погибшие есть?
– Вряд ли. Навсегда мы не потеряли никого. – Траянова терла покрасневшие от пыли глаза. – Здесь был полный хаос. Самые страшные раны – от осколков корпуса. Как-никак гипералмаз.
– Это бомба? Серьезно, могла бомба вызвать такие повреждения?
– Думаю, не бомба. – Траянова отрицательно покачала головой. – Турбина просто взорвалась. Совершенно внезапно, до взрыва ни шума, ни вспышек не было.
– Турбины работают на критической скорости?
– В этом суть. Мы вращаем их предельно быстро. Стоит чуть замедлиться, ты первый заноешь из-за низкой скорости поиска.
– Могла турбина превысить предел?
– Так не бывает, – отрезала Траянова.
– А как насчет усталостного разрушения?
– Турбины по очереди замедляются и проходят текущий ремонт. Пользователи ничего не замечают, потому что мы перекладываем нагрузку на остальные три турбины. При последнем осмотре ту, что сегодня взорвалась, признали годной.
– Ты уверена?
«Не оспаривай мою компетенцию, и я не буду оспаривать твою», – говорил взгляд Траяновой.
– В противном случае, префект, турбина не работала бы.
– Я должен был спросить. ЧП серьезнейшее. Могло оно случиться из-за некорректной формулировки запроса?
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что за секунду до аварии сам посылал запрос.
– За такой промежуток на турбины поступили миллионы запросов, – ответила Траянова.
– Миллионы? Разве у нас миллионы префектов?
– Большинство запросов сгенерированы механически. Анклав беседует сам с собой, укрепляет свою базу знаний. Турбинам нет разницы, кем сгенерирован запрос, человеком или машиной, – все имеют одинаковую важность.
– Тем не менее боюсь, что дело во мне.
– Запрос не мог вызвать аварию. Это абсурд.
– Возможно. Сейчас я веду важное расследование. Как только пошли подвижки, как только обнаружилась связь с прославленной семьей, как только я стал кому-то опасен, произошла диверсия, лишившая меня основного инструмента расследования.
– Тут что угодно, но не диверсия, – проговорила Траянова.
– Ты совершенно уверена?
– Если ты не в курсе, турбины – сверхнадежная установка на сверхзащищенной территории «Доспехов». В этот отсек вхожи лишь те, кто имеет допуск «Панголин», и никому, даже верховному префекту, не добраться до замурованных в камень турбин извне. По-моему, с таким уровнем защиты диверсию не устроишь.
– Но шанс был у любого префекта, – заметил Дрейфус. – Особенно у имеющего допуск «Панголин».
– Я рассуждала о том, что считаю теоретически возможным, – сказала Траянова. – На ум приходят миллионы причин атаки на поисковые турбины со стороны врагов. Но чтобы префект, сотрудник «Доспехов»…
– Я тоже теоретические возможности перечисляю. Предатель – не такая уж фантастика.
– Да, пожалуй, – медленно проговорила Траянова, пристально глядя Тому в глаза. – Тем более что в этот самый момент среди нас находится дочь предателя. Ты давно с ней общался?
– С Талией Нг? Она спит и видит, как бы блеснуть на полевом задании. – Дрейфус холодно улыбнулся. – По-моему, здесь делать больше нечего.
– Ну, если ты не хочешь помочь мне с уборкой…
– В этом я целиком полагаюсь на специалистов. Когда оставшиеся турбины заработают на полную мощность?
Траянова оглянулась на уцелевшие цилиндры:
– Турбины нужно тщательно проверить на стрессовые дефекты. Я бы их запустила не раньше чем через тринадцать часов, и то не на полную мощность. Извини, если это тебе неудобно.
– Дело не в том, что неудобно мне. Боюсь, это удобно кому-то другому. – Дрейфус потер глаза: в уголках собрались склизкие комки пыли. – Траянова, держи в голове вариант диверсии. Если что выяснишь, сообщи мне сразу же.
– Не объяснишь, что было в твоем волшебном запросе, вдруг поможет?
– Нервал-Лермонтов.
– Это фамилия, и что?
– Я хотел выяснить, где ее слышал.
В глазах Траяновой читалось холодное презрение.
– Дрейфус, поисковые турбины тут не нужны. На запрос могла ответить и я, и любой другой префект, поверхностно знакомый с историей Йеллоустона.
– И каков был бы ответ? – спросил Дрейфус, игнорируя шпильку.
– Восемьдесят, – произнесла Траянова, словно других объяснений не требовалось.
* * *Корвет – корабль средней мощности, раза в два больше катера, а оружия на нем раз в восемьдесят больше. По правилам «Доспехов», это самый большой корабль, которым может управлять не пилот-профессионал, а обычный префект. Дрейфус умел водить корвет, но в отсутствие автопилота предпочитал доверять это помощнику.
– Смотреть особо не на что, – предупредил Спарвер. – По сути, необработанная каменная глыба с маяком, который говорит: «Лети отсюда, у меня есть хозяин».
– А именно семья Нервал-Лермонтовых.
– Фамилия по-прежнему кажется знакомой?
– Да, мне помогли ее вспомнить, – ответил Дрейфус, думая о малоприятном разговоре с Траяновой. – Видимо, Нервал-Лермонтовы связаны с Восьмьюдесятью.
– Неужели?
– Да, кое-что вспоминается. В ту пору я был ребенком, но Восемьдесят гремели по всей системе. Нервал-Лермонтовы возмущались больше всех.
– Они кого-то потеряли?
– Кажется, дочь. Она стала чем-то вроде символа Восьмидесяти. Лицо до сих пор перед глазами стоит, а имя на языке вертится…
– Шеф, я тоже домашнее задание сделал. – Спарвер поднял с колен и протянул Дрейфусу компад.
– Прежде чем турбины стали?
– Они не понадобились. Помните дело, которым мы занимались пару лет назад? Речь шла о спорных правах на «карусель», построенную одной из семей. Тогда я скопировал себе кучу материала, связанного с Восьмьюдесятью, в том числе досье всех участников истории.
– И Нервал-Лермонтовых?
– Да вы сами посмотрите.
Дрейфус так и поступил, углубившись в историю Города Бездны. Текст оказался длинный, в тысячи строк, и это было резюме материала, который увеличился бы от десяти до ста раз, если бы Спарвер выбрал другие фильтры. Досье на главные семьи системы получилось исчерпывающим. Дрейфус добрался до Восьмидесяти. Одно имя тотчас бросилось в глаза, хотя минуло пятьдесят пять лет.
– Аврора, – с благоговением произнес он. – Аврора Нервал-Лермонтова. В мясорубку Силвеста она попала совсем молоденькой, двадцатидвухлетней.
