— Борис Петрович? — Ян удивлённо воззрился на резко постаревшего врача, — Это вы?!
Растрёпанные седые волосы значительно поредели, прорезалось множество новых морщин. Да и движения старика стали какими-то мелкими, дёрганными. Откуда-то появилась несвойственная ранее суетливость. Взгляд стал потерянным и совершенно беззащитным. Так могли смотреть забитые, распрощавшиеся с надеждой на лучшее бродяги. Но ведь это был уважаемый профессор университета!
Ян во все глаза смотрел, как Борис Петрович, то и дело опасливо поглядывая в его сторону, начал боком двигаться вдоль стены. “Господи! На него смотреть больно! Что же творил здесь этот скотина Анатоль?” — пронеслось в голове, вслух же Ян лишь осторожно осведомился:
— Борис Петрович, вы меня слышите? Что происходит?
Но профессор не отвечал. Он застыл столбом, что-то пробормотал себе под нос и вытащил из кармана ворох бумажек, которые незамедлительно начал перебирать словно проверяющий выручку торгаш. Это вконец озадачило Яна, и он раздражённо повысил голос:
— Борис Петрович! Вы слышите меня? Это я! Ян! Очнитесь!
Окрик неожиданно подействовал. Старик вздрогнул, выронил листы и медленно подошёл к кровати Яна. Но на вопросы паренька он отвечать даже и не собирался, а лишь задумчиво пробубнил:
— Хм. Ничего не понимаю. Неужели сработало?
— Что сработало? — уже не своим голосом завопил Ян.
Это наконец-то привело профессора в чувство. Его взгляд потеплел, потрескавшиеся губы расплылись в улыбке.
— Ян! Мальчик мой! Ты меня понимаешь?
— Конечно! А с чего бы мне вас не понимать?!
— Слава богу! — внезапно вскричал Борис Петрович и гигантскими прыжками вылетел из палаты.
После странного визита профессора Ян до глубокой ночи ни на секунду не оставался в одиночестве. Спустя всего несколько минут к нему примчались родители. И тут молодой человек с ужасом осознал, какой кошмар пришлось пережить его семье. Постаревшая на двадцать лет мать и не скрывающий своих слёз отец. Они бросились на шею сына и твердили только одно:
— Ян, это ты?
Нервы молодого человека моментально сдали. Он зарыдал в голос, то и дело повторяя срывающимся голосом:
— Мама! Это я! Ян!
Затем повалили толпы каких-то неизвестных в белых халатах. Все они удивлённо косились на Яна и родителей, но куда больше интересовались какими-то распечатками и показаниями приборов. Воспрявший духом Борис Петрович метался между гостями как угорелый, что-то объяснял, доказывал и беспрерывно сыпал загадочными терминами.
Далеко за полночь, оставшись в палате на пару с безмолвной Леной, Ян успокоился и попытался разобраться, что же такого мог учудить Анатоль. Но выловить что-либо полезное из сумбура первого дня было попросту немыслимо. И вконец измождённый молодой человек отбросил все выяснения и мгновенно забылся крепким сном.
***
Первое, что спросонья увидел Ян, был напряжённый взгляд Бориса Петровича. Профессор неотрывно смотрел в глаза пациента, словно готовая к броску кобра. Это насмерть перепугало молодого человека.
— Борис Петрович? Что такое? Почему вы так смотрите?
Услыхав первое же слово, старик разом обмяк. Он шумно выдохнул и прикрыл красные, явно от бессонной ночи, глаза.
— Слава богу! Ты опять в норме.
— Да, но почему вы так реагируете?
— Почему? — старик горько усмехнулся, — А ты не помнишь, что было последние месяцы?
Ян не имел ни малейшего представления, что творилось в клинике за время его отсутствия. Рассказывать же о своём путешествии в будущее ему было строго-настрого запрещено. Потому он лишь жалобно выдавил:
— Не помню.
— Ясно, — Борис Петрович рассеянно покивал, — Ничего другого я и не ожидал.
— Но что случилось?
— Видишь ли, Ян, — неторопливо начал старик, — Говоря языком обывателя, осенью, совершенно неожиданно, ты утратил рассудок.
— Что?
— Да, прости. Случилось именно то, что я сказал. Всю зиму у тебя наблюдалось стойкое расстройство психики.
— И как я себя вёл? — дрожа от страха, пролепетал Ян.
— Если тебя заботит вопрос поведения, то с чистым сердцем могу успокоить: ты никого не кусал, — профессор слабо улыбнулся.
— Уф! Что ж я тогда делал?
— Перво-наперво ты совершенно перестал понимать речь и узнавать кого бы то ни было. Даже на родителей ты лишь молча смотрел с блаженной улыбкой. Потом начал что-то беспрерывно бормотать. Причём исключительно на каком-то странном диалекте французского. Более того! Ты то и дело переходил на латынь.
— Да? — только и смог выдавить Ян.
В его голове никак не желал складываться пазл, в котором Анатоль вдруг позабыл родную речь и заговорил на языке Вольтера, да ещё и вместо брызжущей ненависти начал дарить незнакомцам блаженные улыбки. Здесь явно было что-то не так.
— Поскольку это случилось сразу после подключения диагностера, то грешили в первую очередь на него. Тем более что в ту злополучную ночь сеть суперкомпьютера была взломана. Увы, но тамошние спецы выказали полнейшую некомпетентность. Я даже не хочу повторять ту галиматью, что несло их руководство.
— Что-то не похоже, что вы винили в этом только их, — неожиданно для самого себя вслух проговорил Ян.
Старик вздрогнул, судорожно сжал кулаки и срывающимся голосом выкрикнул:
— Да! Я во всём виноват!
— Что? — от удивления паренёк даже приподнял голову.
— Именно! Это я втайне ото всех пытался активизировать твою нервную систему. Я слишком часто действовал на свой страх и риск. Вот и доигрался.
— Что вы такое говорите? — пробормотал перепуганный мальчуган.
— Правду. Горькую правду, мой мальчик, — старик был погребально печален и говорил глухим совершенно неестественным голосом, — Я слишком много о себе возомнил. Не знаю, простишь ли ты меня, но хочу тебе сказать, что я дал себе зарок.
— Зарок? — не понял Ян.
— Иначе говоря, поклялся. Я поклялся, что покончу с собой, если не смогу тебя вернуть. Как ты понимаешь, мне было уже наплевать на потерю репутации, увольнение и на все прочие угрозы. Я лишь хотел избежать проклятия твоей матери. О нет! Я боялся вовсе не за себя. Я боялся за неё. Больше всего мне не хотелось губить её душу…
***
После разговора с профессором Ян долго не мог прийти в себя. И загадка смены поведения Анатоля как-то сама собой выпала из списка проблем. Молодой человек ожидал, что родителями будет тяжело воспринята его метаморфоза. Но он даже не задумывался, как будет переживать ни в чём не повинный учёный. “Чертов Анатоль опять едва не поломал множество жизней! Ему даже не пришлось ничего для этого предпринимать. Просто лежал и строил блаженную улыбку, глядя как вокруг люди сходят с ума! Мразь! Надеюсь, тебя выпотрошат на психокоррекции полностью!”
Значительно позднее, когда Ян успокоился и поразмыслил, он пришёл к пониманию простой истины о непродуктивности гнева, сжигающего жизненную энергию. “Что толку злиться на психически больного Анатоля? Да и на здорового? Он уже находится в другом времени, и им занимаются куда более квалифицированные спецы. Но всё же его действия нужно постараться хоть как-то исправить…” И Ян решил завтра же поговорить с профессором.
Но первым же делом после пробуждения он позвонил маме. Всегда испытывавший раздражение от долгих материнских разговоров, сейчас Ян слушал её причитания словно музыку. Он совершенно не замечал таких мелочей, как полное бессилие руки, неведомым образом ещё державшей телефон. Не чувствовал он и промокшего от пота уха, не обращал внимания на сбегавшие по щекам слёзы…
Когда не верящая в своё счастье мать наконец положила трубку, Ян уже и думать забыл, что планировал говорить с профессором. Но приход измождённого Бориса Петровича враз пробудил все давешние замыслы.
— Здравствуйте, профессор!
— Привет, Ян! Как себя чувствуешь?
— Очень хочется сказать, что превосходно. Но врать не буду. Потому скажу, что нормально.
— Это уже неплохо!
— Согласен.
Старик подошёл к блоку диагностера, задумчиво постучал по экрану и в очередной раз проверил какие-то показания. Ян набрал полную грудь воздуха и начал:
