Семен лежал молча, и до него только сейчас стало доходить, что его командировка на теперь уже «эту» сторону может затянуться. Возможно даже – на всю жизнь.
Торги, против ожидания, не произвели на Семена особого впечатления. Даром, что одним из предметов торга выступал он сам. Механизм торгов, видно было, выверен до последней детали, и все ненужные сюрпризы давно предусмотрены и нейтрализованы. Еще с утра Семена заставили выпить чашку мутного теплого пойла со вкусом картофельного отвара. Пойло, несомненно, было щедро заправлено каким-то наркотиком, от которого Семену все происходящее стало глубоко безразлично. Сознание оставалось совершенно ясным, руки-ноги повиновались безотказно, но все эмоции пропали совершенно. Семен вполне мог попытаться сбежать или хотя бы оказать сопротивление, но никакого желания к действиям не испытывал, а лишь отстраненно наблюдал за происходящим, ощущая себя реинкарнацией Будды в теле рыбы, которую повар как раз доставал из воды.
Суетливый низкорослый мужичок в одеянии, напоминающем фрак, вывел надменно-безучастного Семена на помост под слепящее солнце, и самая странная в его жизни сделка купли-продажи состоялась. Семен послушно повернулся пару раз на помосте, продемонстрировал желающим язык и зубы, ответил на несколько вопросов, после чего без какого-либо заметного торга перешел в личную собственность усатого толстяка в богатой одежде. Сумма, заплаченная толстяком, Семена впечатлила даже в таком состоянии: если верить вложенным в Семенову голову знаниям, сто двенадцать аньга были весьма и весьма значительной суммой. В чем Семен убедился, следуя в свите толстяка дальше по рынку: два широкоплечих раба со зверскими рожами были куплены по два аньга и двадцать эргемов каждый, а за темнокожую танцовщицу толстяк, после некоторых обсуждений в компании распорядителя торгов и еще трех претендентов, выложил двадцать пять аньга. Ощущение собственной ценности доставило Семену смутное удовлетворение.
Обзаведясь танцовщицей, новоявленный владелец Семена решил, видимо, что на сегодня покупок хватит – еще раз гордо оглядев приобретения, кивнул удовлетворенно и повернулся к типу, которого Семен счел управляющим при толстяке-господине. Тип выслушал негромкие указания, после чего озвучил их для следующей ступени слуг. Указания заключались в том, что «высокорожденный господин Маренах повелевает сопроводить рабов в свой летний дом и устроить их надлежащим образом». Что и было исполнено ретивой челядью со всей надлежащей сноровкой и расторопностью. Семен лишний раз убедился, что хозяин его богат и уважаем. Поскольку эмоции в размышления Семена не вмешивались, вывод, к которому он пришел, был сугубо прагматичным: помощи ждать ниоткуда не приходится, поэтому следует счесть нынешнее положение наилучшим из возможных и не сопротивляться обстоятельствам.
Предоставленные Семену покои нельзя было счесть богато обставленными, но зато ему не пришлось их с кем-либо делить. Что для раба было роскошью почти запредельной. И что для Семена оказалось громадным облегчением: по крайней мере, никто не видел, как Семен грыз жесткий подголовный валик, с трудом сдерживая рвущиеся из горла глухие рыдания. Действие зелья прошло, и груз эмоций обрушился сокрушающей лавиной, совсем другими красками расцветив события прошедшего дня. Он пытался убедить себя, что на той, своей, стороне у него все равно и раньше не было особенно близких людей, а теперь даже и знакомых нет. И что милиция его ищет, наверняка считая преступником. Напрасно – все разумные доводы отступали перед давящей тоской, охватившей вдруг Семена. Он промаялся почти всю ночь и лишь под утро уснул зыбким сном, искренне надеясь, что случившееся окажется очередным сновидением.
Человек ко всему привыкает. Эту нехитрую древнюю истину Семен понял спустя примерно месяц после своего пленения. Тем более что условия были в общем-то сносными. Сложнее всего оказалось привыкнуть не к новому положению, как полагал Семен, а к отсутствию мелких благ цивилизации: нормальной бритвы, обуви подходящего размера, канализации, водопровода, черт побери! С водой здесь было не так хреново, как в восточных степях, но все равно: купание (раз в месяц) являлось привилегией богачей. А рабам и слугам вода выдавалась вообще только для питья. Привыкать поэтому следовало еще и к постоянной вони. Хотя Маренах Карай, владелец доброго десятка пастбищ и основной поставщик лошадей для войска кагана, считал себя человеком чистоплотным и, вообще, любящим чистоту и порядок. У Семена по этому поводу было свое мнение, но он благоразумно держал его при себе. Тем более что хозяин старался содержать Семена в относительной чистоте: время от времени ему давали тазик грязной воды и тряпку, которой следовало обтереть не прикрытые одеждой участки тела, вымочив ее предварительно в воде. Тряпку после чего следовало выжать обратно в тазик и отдать сии предметы гигиены ожидающему слуге. Что будут делать с этой водой дальше и что с ней делали прежде, Семену узнавать не хотелось. Отмытый таким образом Семен, по мнению хозяина, становился достаточно чистым, чтобы предстать перед важными гостями.
А еще дико хотелось курить. То, что про курение здесь никто никогда не слышал, Семен выяснил довольно быстро. С тоски пытался сам скручивать «козьи ноги», заворачивая в сухой лист различные травы, но ничего, кроме недоумевающих взглядов и головной боли, не заработал. Хотя хозяин к этой причуде своего раба относился благосклонно, считая это пускание дыма забавным фокусом.
Главной ценностью Семена, как он скоро выяснил, были вовсе не его редкостные для этих мест внешние данные (хотя это тоже), куда более ценным его делало то, что он – человек с той стороны. «Из-за высоких врат». Вообще, порталы на этой стороне были явлением общеизвестным. И похоже, общеизвестным давно – они уже плотно вросли в местный фольклор. Очень многие сказания повествовали о путешествиях главного героя через высокие врата в самые невероятные места. Фантазия сказителей, не ограничиваемая рамками привычных природных и социальных законов, расцветала самым пышным цветом. Семен пытался первое время выделять из сказаний рациональное зерно, сопоставляя железных птиц с самолетами, живые дома – с автобусами, а всевозможные говорящие предметы – с радиоаппаратурой. Но потом плюнул. Если рациональное зерно и имело место, то отделить его от груд цветастых плевел не было никакой возможности.
Семеновы сопоставления, как ни странно, ему все же помогли: после одного бурного спора насчет возможности совместного потомства у железной птицы и живого дома Семен стал признанным специалистом по миру за высокими вратами. Это дало ему непрекращающийся источник информации обо всех потусторонних событиях: что бы ни случилось, так или иначе связанное с порталом, рано или поздно информация об этом событии доходила до Семена. Так, Семен, узнал, что шавеларский хан был похищен не через Северный, который в этом мире располагался далеко на востоке, и не через портал в Потьме, а через другой, находящийся где-то на местном севере и ведущий совсем даже не на Землю. И похитители – вовсе не соплеменники Семена. Впрочем, выводы насчет Земли и землян Семен сделал сам – здесь той стороне отказывали в каком-либо делении: весь мир по ту сторону являлся единым, необъятным и разнообразным, а все его жители – просто чужаками. Так что чужаки, которым собирались мстить эльфы, и чужаки, к которым принадлежал Семен, находились, по всей видимости, на разных планетах. Это известие Семена обрадовало – не то чтобы он всерьез принял слова своего пленителя, но мысль о возможной войне эльфов с людьми определенную долю беспокойства доставляла: шавеларов здесь не просто боялись, а очень боялись. Семен же вовсе не собирался доживать здесь остаток жизни.
