Интересно, какая сволочь изобрела эту лестницу? Повелитель всех чертей мира? Кому только в голову так моча ударила? Жестокий мозг, ой какой жестокий… Понастроили тут. Господи! Как же я ненавижу все эти лестницы! Господи, Боженька ты мой, помоги мне…»
Каждая ступенька отвоевывалась в неравной борьбе со свинцовой тяжестью в ногах. Каждый шаг превращался в танцы на расплавленном свинце. А лестница все бежала и бежала к небесам. «Вперед же, — понукал себя Алексей. — Вперед! Ты же солдат, вот и представь, что получил такой приказ хрен знает от кого. Сотни глаз смотрят на тебя сейчас, ты сросся с этой лестницей, она входит в программу твоих индивидуальных тренировок. Двести, триста ступеней? Да это ж смешно, мужик!»
Узники на стене увидели его. Теперь он слышал истеричные вопли Шелученко, он видел светловолосую головку Вероники, она стояла у решетки и, вытянув руку в его сторону, показывала на него кому-то из соседней клетки. Господи, да это же… это Пашка! Пашка Савельев, жив, курилка!
И тут до Холодова долетел крик Павла:
— Идиот, кто бы ты ни был! Слышишь?! Сумку спрячь! Сумку! Идиот! Прешься в форме солдата Мерое и с европейским рюкзаком в руках! Идиот!
— И в самом деле, идиот! — подхватил Ваня Ларин. — Но какой смелый идиот…
Холодов продолжал восхождение. За стеной бежала длинная крытая галерея, заканчивающаяся где-то в пирамиде. Холодов сполз с лестницы в этот переход. Теперь его было не видно с площади. Стена надежно укрывала его. Алексей сел на холодные плиты пола и зашелся в надсадном кашле. Сил больше не было никаких. Все! Над ним нависала стена безжалостного храма, где-то здесь скрывается святая святых этого странного города.
Он зажмурил глаза, жадно хватая ртом воздух, каждый его глоток давался с болью, распарывал грудь.
«Ты смог, дурачок! У тебя все получилось! Вниз ты больше уже не спустишься, но сюда-то ты добрался, хотя и думал, что это невозможно. Но на большее ты, братец, уже не способен…»
Не способен?
Он сделал еще пару глубоких вдохов, а потом решительно поднялся на ноги.. «Они висят где-то совсем близко», — подумал Алексей. А потом осторожно перевесился через стену.
Под ним, метров на пять ниже, висели клетки на огромных железных крюках. Узники смотрели на него. Кто испуганно, а кто и очень зло.
— Проклятый идиот! — выкрикнул Савельев. — Что тебе здесь нужно? Почему ты не вернулся и не позвал подмогу? Ты же погибнешь, дурень! — Павел и не замечал, что кричит по-русски.
Холодов кивнул. «Все верно, — подумал он. — Но все бесполезно, даже помощь извне. Более безвыходной ситуации я еще не видел».
И перебрался через стену на огромный каменный выступ. Стянул шлем с головы…
— Ника! — крикнул Алексей. — Ника! Это я! Я! Ты жива, жива…
Вероника намертво вцепилась в прутья железной решетки. Этот голос был подобен грому среди ясного неба. У девушки перехватило дыхание… она почувствовала, как рвется из груди сердце, как летит оно вниз с безумной высоты, разбиваясь о камни на тысячу осколков. Вероника медленно сползла на пол клетки и потеряла сознание…
… Нефру-Ра, пошатываясь, вышла из покоев сына Солнца и тихо шепнула рабыне с бронзовой кожей:
— Уведи меня отсюда, пожалуйста, мне нехорошо.
Коридоры были пустынны, Нефру-Ра шатало из стороны в сторону. «Наверное, я устала, — подумала молодая женщина. — Все время не отхожу от Мин-Ра. Да и вода в амфоре была сегодня просто отвратительна…»
Бронзовокожая рабыня-мероитка с испугом поглядывала на Нефру-Ра. Эта стройная девушка с узким коротеньким подбородком и длинными пальцами многим казалась каким-то длинным, острым шипом. И только юный сын Солнца и царица-богиня безоговорочно любили ее.
В комнате Нефру-Ра вырвало. Женщина закричала от боли и повалилась на ложе. Служанка бросилась за царицей и Домбоно. Нефру-Ра скорчилась, вся кровь отлила от ее лица.
Прибежал Домбоно, на время даже отказавшийся от поисков проникшего в Мерое чужака, появилась царица, но никто из них не мог помочь несчастной.
Домбоно снял с нее одежду, ощупал живот: он был тверд, как камень. Верховный жрец коснулся области сердца, и Нефру-Ра пронзительно закричала.
— Помоги же ей, — сдавленным голосом взмолилась Сикиника.
Домбоно вместе с жрецом-помощником влил больной в рот какую-то маслянистую жидкость, и Нефру-Ра вновь вырвало. Лекари сделали промывание, вода вышла прозрачной. Верховный жрец вскинул на Сикинику отчаянный взгляд:
— Ее тело заперто, как на засов, — растерянно пробормотал он. — Когда основная жидкость проникает из мозга человека в тело и находит выход, тогда в жилы поступает река жизни, и человек не заболевает. Но если жидкость попадает в желудок и не может найти выхода, тогда начинается болезнь хесбет.
Услышав слова Домбоно, царица сильно побледнела под слоем золотой пудры и, как бы обороняясь, выставила перед собой руку.
— Воды! — простонала больная.
Сикиника поспешила прочь. Когда она вернулась, Нефру-Ра лежала вялая и бесчувственная. Царица встала на колени и поднесла к ее губам чашу с водой. Та сделала небольшой глоток, а потом отвернулась. Сикиника рванула с шеи амулет и прижала к телу подруги, страстно бормоча:
— Вымывайся, яд, выходи, вытекай на землю! Гор заговаривает тебя, он уничтожает тебя, он оплевывает тебя! Ты слаб и не силен, ты слеп и не понимаешь того, что говорит Гор, повелитель чар!
Но Домбоно отодвинул амулет.
— Положи его на грудь, о богиня, — мягко посоветовал он. — А на тело — припарку.
Однако Сикиника не переставала бормотать свои заклинания, и тогда Домбоно сам побежал за тазом с горячей водой, намочил в нем полотняный платок, выжал его и хотел уже положить на тело больной. И тут верховный жрец отчетливо увидел, как в теле подруги царицы извивается змея. Змея с короны брата Сикиники Раненсета!
В ужасе Домбоно выронил платок и закричал:
— Змея! Разве ты не видишь? Змея!
Бедное тело Нефру-Ра содрогнулось, и она крикнула:
— Да помогите же мне!
— Змея, выходящая из земли, падет. Огонь, выходящий из гор, падет. Пади! — выкрикнула Сикиника старинное заклинание против змей.
Домбоно отвел глаза. Верховный жрец знал, что против этой змеи ничто не поможет — Нефру-Ра должна умереть! И жрец тихонько вышел прочь. Ему предстояло отыскать проникшего в древний город чужеземца.
Павел был первым, кто пришел в себя после потрясения от встречи. Ваня Ларин смотрел на Холодова, приоткрыв рот от удивления, а Алик, близкий к окончательному умопомешательству, бился лбом о прутья решетки, словно дикий зверь в неволе.
— Леха, — выдавил Савельев. — Ника все время вспоминала о тебе в последние дни. Можешь понимать дословно — в наши последние дни…
