— Это пока Трофим в нём, — ответил Бейрут. — Человек каким-то образом сдерживает распад программатора. Но ненадолго.
— Понятно, — протянул Вирусапиенс.
— Черт! — воскликнул Бейрут, глядя на Трофима. — Похоже, всё! Вирус Добровика в программаторе. Пора его вытаскивать.
— Долго вы еще возиться будете? — возмутился Бейрут, на секунду поворачиваясь в сторону Вирусапиенса.
Тот, подняв руки, выставил их перед собой.
— Погоди! Еще вопрос. Что за зверь поселился в моей сети? В компьютерной, я имею в виду, — поправился он, замечая недовольный взгляд Потёмкина.
— Трудно понять, долго объяснять. Нужен отец Михаил, — прогремел голос. — Поспешите!
Светящееся великолепие колыхнулось и фантастический шар, дрогнув, резко отпрянул от слушателей. Точнее, программатор не двинулся с места — он лишь сжался и его оболочка, ближний ее край, убежала от наблюдателей.
Дмитрий, затаив дыхание, смотрел на уменьшающуюся, но все еще гигантскую конструкцию. Уж очень она напоминала живое существо.
Противоположный край программатора, невозможно было различить, не включая расширенное зрение. Он терялся в бесконечной вышине, отгородившись от зрителей сотнями миллиардов галактик и миниатюрных туманностей.
Даже не смотря на мысленное внушение хакера, Димка не мог поверить, что висевшее перед ним сооружение — материализовавшиеся математические символы, ожившие формулы, способные существовать лишь в определенных условиях, в определенном пространстве.
— Быстрее! — воскликнул Бейрут.
Потёмкин бросился к выходу, но, услышав спокойный голос Вирусапиенса, остановился на подоконнике.
— И еще, — произнес тот, поглаживая светлую бороду.
— Я уверен, что любое существо, несущее в себе моего родственника, не способно создать здоровый объект. — Последние слова Вирусапиенс выдавил с трудом, словно заставлял себя произносить их.
— Может поэтому твои… — бородач задумался, — твои конструкции взрываются?
— Нет! — прошелестело в голове. — У меня нет вируса. Я сбросил его в первый программатор, а в этот выгоню Трофимовский. Он так и так обречен.
Вирусапиенс кивнул головой и нехотя двинулся за молодыми людьми.
— О чём это он? — спросил Илья, коснувшись плеча хакера.
Жора повернулся и задумчиво пробормотал:
— Кажется, он наконец-то признал, что его вид — болезнь, зло.
Вирусапиенс вспыхнул, повернувшись к хакеру, поднял засветившуюся руку, но в последний момент передумал. Зеленый разряд впился в пол,
— Что я делаю в этом теле? — вдруг встрепенулся он. — Какой толк от меня в этой никчемной, болезненной оболочке?
Потёмкин с интересом посмотрел на спутника, неожиданно вспомнил о виртуальном бойце, оставшемся один на один с могущественным противником.
— Ты хочешь в Сеть? — с замиранием в сердце спросил он.
Вирусапиенс кивнул.
— А как же он? — Димка кивнул на тело, в котором в настоящий момент пребывал Вирусапиенс.
— А мне, какое дело? — прошипел тот. — Чтобы управлять этим агрегатом, нужен не просто человек? Я тут много чего изменил.
Потёмкину показалось, что в последний момент тон Вирусапиенса смягчился. Может он даже пожалел о принятом решении.
— Ты хотел, чтобы я поменялся местами с твоим другом!? — неожиданно засмеялся Вир, разглядывая смущенного Дмитрия. — То есть ты знал, что я… Нет! Нет! Нет! — Улыбка быстро сползла с его лица. — Ты не мог этого знать! — забормотал Вирусапиенс испуганно.
— Я и не знал! — торопливо произнес Потёмкин. — Я только хотел предложить тебе это… хотел просить тебя, но не думал, что ты сам предложишь.
Вирусапиенс опустил голову, пряча довольную улыбку.
— Здорово у вас, получается! — наигранно возмутился он. — Опять я за вас отдувайся — только теперь в Сети.
— Вздорный же ты человечишка! — воскликнул Ванькин, приняв возмущения Вируса за чистую монету.
Вздорный человечишка, однако, не обратил на недовольного здоровяка никакого внимания. Не останавливаясь, он коротко кивнул Потёмкину.
— Ладно, поехали в Храм, — предложил он. — Вы к старцу Михаилу, который не совсем Михаил, хотя и старец, а я в сеть. Откуда вышел, туда и уйду!
— А вот этого, пожалуй, — не нужно, — шепнул Дмитрий, выскакивая в обгоревшую комнату. — Мне и без тебя хорошо.
— И все-таки, зачем нам отец Михаил? — не успокаивался Анатолий, едва поспевая за Потемкиным.
Дмитрий спешил.
— Садовники должны знать, что происходит с нашим миром, — пояснил, выходя в подъезд.
— А причем здесь отец Михаил? — продолжил телохранитель.
— Я подозреваю, что он и есть Садовник.
* * *
Двери Храма распахнулись, едва нога Анатолия коснулась ступеньки, и на пороге появился возбужденный Игорь.
— Я вас давно жду, — воскликнул он, устремляясь к Потемкину. — Беда!
— Спокойно, брат, — шепнул Потёмкин, посылая нескладному добродушному здоровяку мысленное приветствие.
Монах не желал успокаиваться, размахивая руками и хватая гостей за рукава, он буквально тащил их за собой.
Показалась знакомая лестница, мелькнули отшлифованные ступени, открылась тяжелая дверь.
Дмитрий заглянул в кабинет священника.
Дубовый стол на месте, кресты, иконы — всё как всегда, всё неизменно.
Вот только к привычной материальной неизменности добавилась непривычно-замершая фигура отца Михаила.
Старец неподвижно восседал в массивном кресле; неподвижно настолько, что вполне мог сойти за умершего пожилого человека.
— И давно он так? — поинтересовался Потёмкин, касаясь теплой руки священнослужителя.
— Пульс нормальный, сердце работает, дыхание в порядке, — констатировал он. — А что не так?
Коснулся мыслесферы священника, тяжело вздыхая, осмотрелся, наблюдая за реакцией организма. Никого не заметив, проник глубже, остановился разглядывая мысли старца.
Страх висел в темноте, заслоняя остальные человеческие чувства. Дмитрий ощутил его невыносимо-холодное прикосновение и, сжавшись, едва не покинул оболочку священнослужителя. Лишь в последний момент он почувствовал присутствие хозяина тела.
Далекое, едва заметное биение… испуганная мысль коснулась его сознания и исчезла, словно источник ее мгновенно сделался неразумным.
Дмитрий решил не спешить и, осмотревшись, заметил в дальнем углу громадного зала, похожего не церковный, маленькую дверь из-за которой, в очередной раз донеслось едва различимое бормотание. Быстро подойдя к тайному убежищу, он рывком открыл дверь и увидел сжавшегося, испуганного человека.
