Государственный инспектор Регина Ильинична Ветрова. «Вы хотите что-нибудь сообщить своей новой инкарнации?»
Иван Николаевич Туванский. «Пацан, говорите? Ну, скажите, пусть с бабами будет построже. Эти стервы все соки выпьют, им только деньги твои нужны, а отвернешься — на сторону смотрят. Никогда мне с бабами не везло!»
Государственный инспектор Регина Ильинична Ветрова. «В каких сферах деятельности вы преуспевали, а какие были не слишком успешны?»
Иван Николаевич Туванский. «Бакалеей я торговал, оптом. Ничего, нормально. Вот когда свой магазин открыл — начались сплошные убытки».
Государственный инспектор Регина Ильинична Ветрова. «Это все?»
Иван Николаевич Туванский. «Русский, говорите… А с коммунизмом вы уже завязали?»
Государственный инспектор Регина Ильинична Ветрова. «В России сейчас демократическое общество. Капитализм, если вам угодно».
Иван Николаевич Туванский. «Ага… Я человек не бедный. Когда умирал, «стоил» больше миллиона. За неделю до смерти переписал завещание. Детям оставил половину, пусть подавятся, дармоеды. А половину завещал своей будущей инкарнации. Так что мальцу счастье подвалило. За сорок лет процентов должно накрутить изрядно…»
Государственный инспектор Регина Ильинична Ветрова. «Благодарю вас от имени вашей инкарнации. К сожалению, как вы понимаете, прямое общение между вами невозможно».
Иван Николаевич Туванский смеется.
Государственный инспектор Регина Ильинична Ветрова. «Вы хотите еще что-нибудь сказать?»
Иван Николаевич Туванский. «Хватит уж. Не мучай… Эй, скажите, а не придумали еще такого, чтобы мне в этой вот инкарнации в жизнь вернуться?»
Государственный инспектор выключает Звезду Теслы и Иван Николаевич Туванский погружается в нормальный сон».
Артём вздохнул и отложил протокол. Все, как обычно. Редко какая беседа не завершалась вопросом души о возможности новой жизни. Настоящей жизни, а не того странного состояния, в которое погружены деинкарнированные.
— Что ж… поздравляю вас, — он посмотрел на мальчика, потом на женщину. — Как я понимаю, вам требуется обратиться с этим протоколом в адвокатское бюро. Я могу порекомендовать…
— Мы уже были у адвоката, — резко сказала женщина. — Дело в том, что завещание господина Лемаута не сохранилось. Все деньги получили его дети. Сейчас дело ведет его внук, фирма до сих пор существует.
Артём развел руками:
— Боюсь, что это уже не в моей компетенции. Если господин Ле-маут не озаботился поместить завещание в безопасное место…
— Но оно же было! Было! — женщина повысила голос. — Он сам сказал! Деинкарнированные не лгут!
— Не лгут, — согласился Артём. — Но солгать могут свидетели разговора. Будь вы американскими гражданами… ну хотя бы английскими… К сожалению, были прецеденты, когда в России фальсифицировали протоколы. Дело Васильева против Рокфеллера…
— Я знаю, — женщина собралась. Сидела напряженная и мрачная, что-то обдумывала. Потом сказала: — Вы могли бы собрать какие-то улики? Доказать, что завещание существовало?
— Написанное сорок лет назад? — Артём даже опешил. — Поверьте, только в дурных голливудских фильмах преступники хранят улики. Сгорело давным-давно ваше завещание в камине. Нет, единственный путь — подключить хорошее адвокатское бюро… конечно, получить деньги полностью вряд ли удастся, но наследники Лемаута могут пойти на компромисс. Скажем — сто, сто пятьдесят тысяч…
— Полмиллиона! — взвизгнула женщина. — И не нынешних долларов, а тех, что в шестьдесят первом были!
— Частный детектив вам ничем не поможет, — Артём развел руками. — Ни российский, ни американский. Только адвокат… но учтите, что придется вызывать прежнюю инкарнацию снова и снова. А облучение в Звезде Теслы с каждым разом все более и более… — он замолчал.
Мужчина посмотрел на сына с испугом.
Женщина поджала губы. С нажимом произнесла:
— Это его деньги. Его. На достойное обучение, на открытие собственного бизнеса! Если понадобится, он пройдет Звезду еще десять раз!
— Еще никто не оставался в здравом рассудке после двенадцати облучений, — тихо сказал Артём. — Мне нужно объяснять вам прописные истины? Первый сеанс — риск развития шизофрении один на миллион. Второй — один на двести тысяч. Третий — один на пятьдесят тысяч. Четвертый — один на тысячу. Пятый — один на триста тридцать. Шестой…
— Не смейте пугать ребенка! — неожиданно выкрикнул мужчина.
— Ванечка, не слушай его!
Ванечка и не слушал — таращился на аквариум с рыбками. Напуганным он ничуть не выглядел.
— Это ваше дело, — сухо повторил Артём. — Но я бы не советовал.
— А вашего совета никто не спрашивает! — несколько непоследовательно заявила женщина. — Детектив… ха! Ваня, мы уходим!
Мальчик встал и послушно пошел за матерью. Отец на миг задержался в дверях, тоскливо посмотрел на Артёма. Артём покачал головой. Отец мальчика вздохнул и беспомощно развел руками.
Несостоявшиеся клиенты вышли.
— Твою мать… — сказал Артём, имея в виду вполне конкретную Мать. Инкарнациям господина Лемаута и впрямь не везло с женщинами. Даже с матерью в очередной раз как-то криво вышло. Ради ничтожного шанса отсудить у американцев деньги она готова довести сына до сумасшествия.
Шестое включение Звезды Теслы — сходит с ума каждый сотый. Седьмое — каждый пятнадцатый. Восьмое — каждый четвертый. Девятое — каждый третий. Десятое — каждый второй. Одиннадцатое — все! Существует не более десятка доказанных исключений.
Но двенадцатого включения и впрямь не выносит никто.
Опыт, к сожалению, накоплен немалый. Институты инкарнационной истории платят безумные деньги тем счастливчикам (или все-таки неудачникам?), которые в прошлый раз жили давным-давно, да еще и в «интересное время». В прошлой жизни тебя убили при Ватерлоо? Десять тысяч долларов за десять минут под Звездой Теслы! Тебя расспросят о никому, кроме историков, не нужных подробностях битвы. И предложат прийти еще раз.
Некоторые приходят. Некоторые играют в рулетку с судьбой довольно долго.
Но еще никто не выигрывал больше одиннадцати раз.
Артём допил кофе — холодный и уже невкусный, встал, подошел к окну. Чахлые деревца во дворе радовали глаз зеленой листвой — лето только наступило, не успело еще высушить и припорошить городской пылью листья.
Дождь бы… дождик. Артём всегда любил дождь. Даже маньяк по кличке Мокрец, обожавший убивать в ненастье, этой любви не отбил.
Три года уже прошло. Маньяк угомонился, расследование мало-помалу заглохло.
