Нельзя назвать магазином или даже эмпориумом следующий... музей. Он был набит скульптурами, как запасник Эрмитажа. Те же танцовщицы, медные и бронзовые, с лукавым изгибом бедер; круглый обод колесницы-солнца, в котором сидит многорукое божество; человек-слоненок Ганеш, отдыхающий мирно и положивший хобот на круглый животик, сбоку к нему подкрадывается мышь, которых панически боятся слоны, и ясно себе представляешь, сколько же будет сейчас трубного рева и тяжелого топота, когда Ганеш обнаружит маленького, как Мики Маус, зверька. Здесь же и прямоспинные луноликие медные Будды, покойно положившие руки на скрещенные ровным пьедесталом ноги, и инкрустированные белой, как эмаль, костью, столики красного дерева.
- Ты посмотри какая прелесть! - прибежала ко мне Алена.
Она держала в руках пузатого совершенно лысого толстяка, который зашелся в белозубом хохоте с трудом подняв голову над сросшейся в единый бугор со спиной шеей и задрав руки, от чего даже слегка приподнялся вверх его огромный живот. Толстяк был покрыт темновишневой гладкой кожей полированного красного дерева.
- Кто это? - спросил я у хозяина.
- Хэппи-мен, сэр.
- Счастливый человек, - пояснил я Ленке.
- Он приносит счастье, сэр, если пальцем потереть ему живот.
- Давай его купим в пару к нашей плясунье, - сказала Алена, и глаза ее сияли от радости.
Дома мы повесили на стенку батик, поставили на тумбочку хэппи-мена, и скрасилась унылость пространства и в иной цвет окрасилось время нашего пребывания на чужбине. Хэппи-мен начал действовать - Ганеш передал первое письмо от отца, первая весточка из Союза, заброшенная по пути мистером Веховым, как объяснил Ганеш. Отец писал, что все живы-здоровы и, очевидно, не зная, что еще добавить, осведомлялся про погоду, про то, как мы живем, и спрашивал, ходим ли мы в театр. Почему он решил, что в тропиках может быть театр с пьесами Чехова и Шекспира, непонятно, но это позабавило нас, потому что окружающее и впрямь напоминало нам не реальную жизнь, а яркое театральное действие.
Поди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что, говорится в русской сказке. После посещения эмпориумов мы знали куда идти, если тоска на сердце, если есть потребность встречи с нежданным чудом, которое останется у тебя в доме и будет напоминать, вызывать каждый раз то же чувство очищения красотой, созданной руками человеческими, высокой душой и талантом.
И не надо забывать потереть живот Хэппи-мену.
Глава двадцатая
Молись, не молись богам, своим или чужим, хоть насквозь протри пальцем пузо Хэппи-мена, неминуемое случится. Как всегда неожиданно, как всегда на ровном месте.
Ровным местом оказался перекресток. Залитый ярким солнцем, пустой, словно сегодня не обычный день недели, а воскресный полдень, перекресток находился вдали от главной магистрали.
Ганеш, когда сидел за рулем, всегда выбирал тихие улицы. Вот и в этот день он развернулся, чтобы выехать в переулок, ведущий домой, но притормозил, пропуская невесть откуда взявшегося велосипедиста. Тот, осознав, что его проезда с уважением ожидает машина иностранной марки, выпрямил спину, сдвинул брови и уже степенно, не торопясь, пересекал нам путь.
Краем глаза я видел, что в конце улицы показался мотороллер, или скутер по-местному. Мы стояли поперек траектории его движения, но расстояние было столь велико, что поводов для беспокойства не было никаких.
Очевидно, и владелец мотороллера видел всю ситуацию и рассчитал, что, пока он доедет до нас, велосипедист и мы освободим перекресток. Потеряв интерес к происходящему впереди, скутерист, по присущей всем местным водителям привычке, стал смотреть перпендикулярно в сторону, потому что в его воображении перед ним простиралось пространство, органически сливавшееся в его голове с пустотой, несправедливо занявшей то место, где положено быть мозгам.
Велосипедист проехал, и мы было тронулись, но тут бросился перебегать дорогу, стоявший до того, как вкопанный, какой-то пацан. Ганеш нажал на тормоза, чего не сделал владелец уже подлетевшего к нам мотороллера. Последнее, что я успел увидеть - каска скутериста все также перпендикулярно повернутая поперек своего прямолинейного движения.
Мощный удар в дверь, где сидел за рулем Ганеш, вскрик скутериста, звон разбитого стекла и звон в ушах от сотрясения.
Несколько длинных, как в замедленном кино, мгновений понадобилось нам с Ганешем, чтобы прийти в себя. Ганеш попытался открыть смятую дверь. С моей помощью это ему удалось. И я увидел опрокинутый наземь мотороллер и безжизненное тело скутериста в мелких осколках стекла.
"Жив или нет?" - первое, что пронеслось в голове.
Я хотел выйти наружу, но увидел, что нас окружает быстро растущая толпа. Словно все они тщательно замаскировались в вымершем пейзаже и сразу проявились. С криками кто-то набросился на Ганеша, и я понял, что в этом дорожно-транспортном происшествии мы находимся в далеко не выгодной для нас позиции: стоим поперек движения и естественно, что мотороллер вляпался в нас.
Надо отдать должное Ганешу - он не стушевался, а сам заорал в ответ, призывая в свидетели спешившегося велосипедиста, которого мы столь любезно пропускали. Сквозь смятую дверь я с облегчением увидел, что скутерист очнулся и сел на асфальте, выкатил глаза и, схватившись за горло, пытается не то откашляться, не то перевести дух.
Скутериста и мотороллер оттащили в сторону, а на Ганеша опять набросились с угрозами и, как он объяснил мне позже, начали требовать денег за поврежденный мотороллер и травму, нанесенную скутеристу. На что Ганеш резонно возразил, что наш автомобиль тоже пострадал, что сааб, который сидит в авто - вовсе не хозяин этой иностранной тачки, а обычный госчиновник и что он, Ганеш, рядовой шофер на службе с очень маленькой зарплатой.
Это был решающий момент - главное было убедить неуправляемую толпу в социальном равенстве, ибо ненависть к богатым саабам в иностранных лимузинах могла выплеснуться во что угодно - толпа, взъярившись, могла порезать покрышки, побить стекла, а то и сжечь автомашину - с их точки зрения виновницу происшедшего.
Только убедившись, что толпа успокоилась, я вылез из машины, осмотрелся вокруг и подошел к скутеристу, сидевшему на тротуаре. Он уже окончательно пришел в себя, только тер ушибленную шею. Я покачал укоризненно головой и жестами показал ему - что же ты, парень, куда смотрел? "Парень" улыбнулся мне, я - ему.
Что делать? По всем строгим инструкциям советским гражданам заграницей повелевалось найти телефон, дозвониться до посольства, сообщить о случившемся и вызвать сотрудника, знающего местный язык и законы, и только тогда вступать в переговоры с местной полицией. Если же такой возможности нет, то, как мне рекомендовал при собеседовании офицер госбезопасности, в этой стране сразу следует попытаться откупиться. Большим плюсом было то, что за рулем сидел Ганеш, а не я, кроме того, сообразил я, меня могло не быть в машине вообще, если же явится полиция, то поди докажи, что ты - не верблюд и что скутерист въехал своим лбом в наш бок по собственной воле.
