У Риты вдруг родилась смутная надежда, что кто-нибудь спустится к ним. Быть может, в этом единственное спасение.
Реален ли этот зеленый свет или у нее шалят глаза?
Несколько минут она простояла неподвижно, грея руки под курткой. Холод высасывал силы; деревенело лицо. Под напором ветра вздувался брезент изгороди. Ожидая пули часового, Рита вздрогнула, когда о веко разбилась дождевая капля. На луну неторопливо наплыла черная стена тучи. Рита уже почти ничего не видела вокруг.
Посыпались новые капли. И вдруг она встревоженно прислушалась. По спине побежали мурашки, на руках вздыбились волоски. За оградой — ни звука. Ни голосов, ни топота копыт. Утихло даже ржание коней, обеспокоенных дождем. Только мрак, стук капель да хлопки брезента.
Сквозь брешь в туче проглянула луна. Рядом с Ритой стоял Люготорикс — громадный, изгвазданный. Не говоря ни слова, коснулся ее руки и указал влево, на ограду. Над хлипким узилищем высилось нечто похожее на двуручный меч шириной в сажень. По краям клинка бежала водянистая рябь. Плавно и быстро меч изогнулся вбок и пропал.
«Смерть, — подумала Рита. — Это похоже на смерть».
— Киргизский? — тихо спросил кельт. Кроме него и Риты, никто, похоже, не заметил меча.
— Нет.
— Вот и я так думаю, — пробормотал Люготорикс. Рита высматривала Оресиаса или Деметриоса, они были где-то в толпе. Но найти их она не успела — луна исчезла вновь.
И тут кругом чудовищно затрещало. Взвизгнув, Рита кинулась к Люготориксу, но его уже не было рядом. Брезент на жердях мигом разодрало в клочья. Налетел ветер, поднятый чем-то невообразимо огромным. В спину вонзились гвозди, вышибив из нее дух. Раз. Пауза. Два. Пауза. Три… четыре… пять… Даже упасть не удавалось. Поблизости, словно побитый пёс, скулил Люготорикс — неужели он на такое способен? А сама она стояла с запрокинутой головой и отвисшей челюстью, с мириадами ледяных иголок в темени и затылке и снова видела в небе две прямые зеленые полосы крест-накрест.
Какая-то неведомая сила поднимала ее в воздух. Казалось, трава выросла до небес и превратилсь в металл: по всему лагерю раскачивались гибкие стальные клинки с водянисто-переливчатыми кромками, увенчанные чем-то гладким и зеленым: не то щитами, не то чехлами. Хотелось кричать, но горло, позвоночник, все мышцы тела свело ледяной судорогой. Глаза по-прежнему видели, но мозг понемногу утрачивал способность соображать.
Когда минула вечность, она увидела все — и ничего. Как если бы умерла.
Ключ лег в ладонь. Какое счастье! Когда его у нее забрали, девушке стало страшно.
Меж двух змееподобных мечей стоял Люготорикс. На его руке и бедре сияли пятнышки люминесцентной зелени.
«Ты связана с этим человеком?»
«Да».
«Он нужен тебе?»
«Да».
«А остальные?»
Она вспомнила о Деметриосе и Оресиасе.
«Что с остальными?» — встревожилась она.
Находиться в центре внимания было неприятно. На какой-то период ее личность размножилась, и каждое эго пережило не лучшие ощущения. Больше ничего не запомнилось. Тело осталось невредимым.
Никакого уединения…
Ее спросили: кто открыл Врата на Гею? Афина? Изида? Астарта? «Нет», — отвечала Рита. В реальное существование этих созданий — богов — она не верила. Это возбудило интерес. «Боги — воображаемые спутники, примиряющие вас с вероятностью смерти?»
Она растерянно промолчала.
«Ключ изготовила не ты».
Ответа не требовалось. И так было очевидно.
«Откуда он у тебя?»
Рита рассказала.
Они поверили.
И засыпали ее вопросами о софе.
«Она умерла», — сообщила Рита.
«Ты послана ею».
Вновь — констатация, а не вопрос.
Не напрягая памяти, она очутилась под голубым небом, среди мраморных развалин, над морем.
Все это исчезло и вернулось, и вновь она — моложе на несколько лет — стояла в храме Афины Линдии. Она помнила все, даже свою жизнь с той минуты. Рядом стоял юноша — лица не различить, но, кажется, красивый, в бязевой рубашке и темных штанах; кожа на босых ногах загорела и растрескалась, но не рыбак. «Может, любовник?» — предположила Рита. Нет. И не друг.
— Так будет лучше? — спросил он, обходя вокруг нее. — Только правду, пожалуйста.
— Не хуже.
— Надеюсь, ты на нас не в обиде. Встретиться без посредников с подобными тебе удается не часто. К тому же, с тобой очень грубо обращались.
Она все помнила. Но слишком растерялась. Никак не ожидала такой любезности.
— Хочешь, чтобы у меня было имя?
— Я… даже не знаю…
— Хочешь, чтобы мы остались здесь?
Пожалуй, следовало сказать «да». Она кивнула, наслаждаясь солнцем и холодным спокойствием заброшенного храма. Не верилось, что это реальность.
«Я Рита, — сказала она себе. — Я жива. Возможно, меня унесли за Врата. Возможно, моя бабушка вышла из Гадеса».
По причинам, ведомым только ему и его советнику, президент не пожелал останавливаться в государственных апартаментах Нексуса под куполом, предпочтя наемное жилье — маленькую и скромно декорированную квартирку в здании Пятого Века Путешествия, которое примыкало к дендрарию в километре от купола. Спустя четыре часа после выступления Мирского, Фаррен Сайлиом дал там аудиенцию Корженовскому, Мирскому, Ольми и Ланье. Держался он при этом сугубо официально. Очевидно, подавлял гнев.
— Извините за прямолинейность, — пиктами просигналил он Корженовскому, — но за всю мою жизнь в Пути и на земной орбите… я ни разу не видел такого вероломства! И это — избранные граждане Гекзамона!
Корженовский отвесил легкий поклон, лицо его помрачнело.
— Свои предложения я выдвинул неохотно и под нажимом, — сказал он. — Разве это не очевидно?
— Насколько я могу судить, всему Нексусу необходимы тальзитские процедуры, — заявил Фаррен Сайлиом, массируя пальцем переносицу. Он глянул на Ланье с таким видом, будто хотел небрежно мигнуть ему: дескать, я вас не задерживаю — и перевел взор на Мирского. — Гекзамон считается прогрессивным обществом, правда, с некоторыми изъянами духовного свойства… но мне не верится, что наши труды могут иметь столь далеко идущие последствия.
— Вы на распутье, — сказал Мирский.
— Это вы так утверждаете.
— Правдивость моего рассказа очевидна, — возразил Мирский.
— Не так уж очевидна для того, кто десять лет противостоит натиску сторонников открытия Пути. Для того, на чьей стороне стоял Инженер, хоть это и кажется сейчас невероятным.
