«Вот тебе и «ученый, оторванный от жизни»… — думал Катушкин, вспоминая, как он неприветливо встретил профессора. — Сначала посоветовал делать нетупящиеся резцы, а сейчас показал, как ими пользоваться».
«Оказывается, знание естественных наук, в частности зоологии, может пригодиться и людям, занимающимся техникой», — думал Трубнин, вспоминая свои разговоры с Зоей Владимировной.
Нервное потрясение надолго уложило в постель Модеста Никандровича Цесарского. Врач запретил обращаться к нему с вопросами, связанными с работой, посоветовал воздержаться от слишком частых посещений больного.
Между тем работа над подземным звуколокатором шла своим чередом. Замещал Цесарского конструктор Павел Павлович Чибисов.
С необычайным упорством трудился коллектив, стараясь закончить разработку звуколокатора как можно скорее. Работать было очень трудно: слишком много неясностей возникало перед сотрудниками лаборатории. Разрешить все сомнения мог только Модест Никандрович, но он лежал больной, и никто не решался его беспокоить.
— Был у него вчера вечером, — рассказывал Павел Павлович товарищам по работе. — Состояние, по-видимому, не улучшилось: лежит и беспрерывно смотрит в одну точку, как и раньше, ничто его, видно, не интересует.
— Не пробовали говорить насчет сдвига фаз? — робко спросил один из слушателей.
— Давал понять, в общих чертах, конечно. Говорил, что бьемся…
— А он что?
— Ничего, лежит. Один раз только спросил: «Свели наблюдения в общую таблицу?» Я ответил: «Свели». Думал, тут же попросит показать ему ее или еще чем-либо выразит желание помочь нам, а он ничего…
В это время дверь отворилась и в комнату вошел Батя.
— Вчера опять разговаривал с врачом, — начал Иван Михайлович, обращаясь к Чибисову. — Почему, спрашиваю его, больной отказывается ехать лечиться? Ведь ему предлагают лучшие санатории, лучшие дома отдыха! Наконец мог бы уехать просто в деревню. Сколько человек его уговаривало! Да разве он сам не понимает, что для него необходима перемена обстановки?
— И что же ответил врач? — спросил Чибисов.
— «Первый раз вижу такого больного, — говорит, — очень странно…»
Павел Павлович принялся рассказывать о результатах работы последних дней. Но Батя слушал конструктора рассеянно: его тревожило состояние Цесарского.
Иван Михайлович раньше всех узнал, что заграничный измерительный прибор, из-за отсутствия которого будто бы тормозилась работа в конструкторском бюро Цесарского, мало чем отличается от модели прибора, построенного в свое время Модестом Никандровичем. Для того чтобы Цесарский как можно скорее понял свою ошибку, Батя ускорил получение пресловутого прибора. Однако он не мог предвидеть, что, поняв ошибку, инженер отнесется к случившемуся так болезненно. Зная жизнерадостный характер Модеста Никандровича, можно было предположить, что все это воспримется им проще — как товарищеское порицание. Только позже из объяснений больного Батя узнал действительную причину нервного потрясения Модеста Никандровича.
Отсутствие Цесарского тормозило работу. Но Батя верил в успех коллектива и внимательно следил за его работой.
— Как показал себя новый заграничный прибор? — спросил как-то Батя, обращаясь к Чибисову.
— Очень плохо: работает неустойчиво, диапазон волн, который он измеряет, значительно ниже, чем в макете, когда-то построенном Цесарским.
— Вот видите, что получилось, — пробормотал Батя.
— Нужно произвести сложный математический расчет, — продолжал Павел Павлович. — Не знаю, кому поручить, дело очень ответственное.
— Могу вам рекомендовать молодого, но очень талантливого математика, предложил присутствующий при разговоре Ермолов.
— Кто такой? — заинтересовался Батя.
— Ольшанский. Человек очень скромный, застенчивый, но, уверяю вас, он справится с любой самой трудной задачей.
Тут же было решено, что Павел Павлович попросит директора перевести математика Ольшанского на время в лабораторию электроразведки.
Никто из домашних Модеста Никандровича не знал, что, как только наступает ночь, больной поднимается с постели, торопливо надевает халат и, стараясь не производить шума, идет в свою рабочую комнату.
В кабинете Цесарского, по совету врача, переставили мебель, убрали некоторые фотографии, спрятали заграничные журналы и книги: ничто не должно было напоминать больному о причинах его глубокого потрясения.
Цесарский садится за письменный стол, осторожно открывает ящик, вынимает оттуда бумагу и начинает писать. Это происходит почти каждую ночь.
Как-то поздно вечером Модест Никандрович потребовал, чтобы к нему прислали курьера. Он вручил ему синюю папку с бумагами и кратко объяснил, что ее надо передать в лабораторию электроразведки, Павлу Павловичу Чибисову. Курьер обещал инженеру выполнить все в точности.
Однако ни Павла Павловича, ни других сотрудников в лаборатории не оказалось. Служебный кабинет Цесарского, теперь занимаемый Павлом Павловичем, прибирала уборщица. Она взяла у курьера папку и спрятала ее в ящик письменного стола.
На следующий день, рано утром, Ольшанский — светловолосый юноша с голубыми глазами — явился к Павлу Павловичу.
Ознакомившись с поставленной перед ним задачей, он заявил, что для решения ее ему потребуется десять дней. Павел Павлович предложил математику расположиться за столом Цесарского. Работа требовала полной тишины, и кабинет Модеста Никандровича, по мнению Чибисова, был самым подходящим местом.
Сегодня вечером предполагалось провести испытание аппаратуры, и к нему необходимо было подготовиться самым тщательным образом. В хлопотах и бесконечных заботах прошел весь день. Павел Павлович оставил в лаборатории только несколько человек.
На длинном столе стоит сложный макет прибора, опутанный паутиной тонких и толстых электрических проводников, круглый экран — глянцевая стеклянная поверхность большой катодной трубки — и ящик, наполненный утрамбованной землей.
Какую же задачу решают экспериментаторы?
В технике известно несколько способов, позволяющих «просвечивать» насквозь непрозрачные предметы. Рентгеновская дефектоскопия, ультразвуковая и ряд других в большей или меньшей степени нашли в этом практическое применение. Но не «просвечивать», а видеть «со стороны», что заключено в непрозрачном предмете, до настоящего времени могла только радиолокация — техника «электрического зрения», позволяющая летчику или моряку сквозь мглу и туманы видеть очертания берегов, вражеские корабли, самолеты. К сожалению, ультракороткие радиоволны, применяемые в радиолокации, хорошо отражаются от поверхности земли, и их нельзя заставить уходить вглубь земли, с тем чтобы рассмотреть ее геологические пласты, обнаружить ее богатства.
Экспериментаторы строят прибор, по идее схожий с радиолокатором, прибором, позволяющим видеть «со стороны». Для этого они применяют не радиоволны, которые земля задерживает и не пропускает, а ультразвук определенного тона, неплохо распространяющийся в земле. Ведь используется же ультразвук для «просвечивания насквозь» металлических отливок — так почему бы не использовать его для видения со стороны?
Ультразвук применяется в морском деле. Еще задолго до появления радиолокации на пароходах существовали ультразвуковые установки, работающие следующим образом: мощный пучок звуковых волн направляется в воду. Его излучает специальный прибор, расположенный на носу корабля, под водой. Звук, отраженный от дна, возвращается обратно и принимается чувствительным микрофоном. По времени, требующемуся для возвращения звука, с большой точностью определяется глубина.
Но перед строителями подземного звукового локатора стоит другая, несомненно более сложная задача. Нужно построить такую аппаратуру, которая бы не только указывала при помощи ультразвука на существование какого-либо предмета впереди, но и позволяла определить его формы, что, как уже говорилось, достигнуто в усовершенствованных радиолокаторах.
Убедившись в полной готовности к опыту, Чибисов включает рубильник. Постепенно на экране появляется расплывчатое изображение. Павел Павлович вращает ручки регуляторов. Сотрудники внимательно следят за показанием измерительных приборов.
Но все напрасно. Изображение не становится четче.
Чибисов прекращает опыт. Он начинает размышлять о причинах неудачи. Их может быть очень много. В сложнейшем электрическом организме, состоящем из сотни проволочных катушек и конденсаторов, малейшая несогласованность во взаимодействии двух даже самых мелких деталей приводит к нарушению работы всей схемы.
Сравнив показания приборов, Павел Павлович вернулся к мысли о том, что необходимо как можно скорее получить математический расчет, к которому уже приступил Ольшанский. Думая, что хоть начальные наброски, сделанные математиком, помогут ему строить свои предположения, он пошел в кабинет Цесарского. Убедившись, что на столе нет никаких бумаг, Павел Павлович открыл ящик.
