не нужна другая.
— Мы и не перестанем быть семьёй, даже если будем на расстоянии, — защищался мальчик.
— Знаешь, что я чувствовала, когда он ушёл так внезапно? Я очень долго и упорно вязала ему этот шарф, — теребила его в руках, — хотела подарить на его день рождения… н-но он ушел. Даже не попрощался. Я ощущала себя пустой, брошенной, не нужной. Всё прошлое показалось ложью. Игрой. А теперь мне снова пройти через это, только с тобой?! Скажи, зачем ты уходишь?!
— На то есть причины. Веские причины. Я это делаю ради нас всех, поверь мне.
— Всех или лишь себя?
Этот вопрос сильно его разозлил, но он старался не подавать вида.
— Всё изменилось. Я не смогу теперь вас разнимать, когда вы деретесь, не смогу спорить с тобой, не смогу слушать, как ты споришь с ним. Не смогу смотреть, как Нейт спит, дежуря в столовой, и как ты его отчитываешь. Всё это теперь останется в прошлом. Когда… когда мама с папой умерли, я была совершенно одна. Такое одиночество… оно словно захватило меня. Но у меня появился ты, а затем Нейт с мамой. Я была счастлива, а один миг разрушил всё, чем я дорожила. Я так привыкла к вам, что уже не представляю свою жизнь одной. Только не снова одной…
Гриша задумался, а после ответил, ответил прямо, не тая тех мыслей, что возникли:
— А это не эгоистично, Шарлотта? — она бросила на него взволнованный взгляд. — Разве честно ставить своё благополучие выше нашего? Нейт сможет встать на ноги, а я достичь того, чего всегда хотел. Я никогда не знал жизни вне приюта, мне неведома родительская любовь, как и Нейтану. Тебе нас в этом не понять, не понять какого это чувствовать себя по-настоящему брошенными. Наши чувства для тебя совершенно ничего не значат, Лотти? — опустив голову, он продолжал говорить. — Думаешь, я не ценю тебя, Нейт не ценил? Да нет людей, которые любили бы тебя больше нас! Но я тоже хочу ЖИТЬ! Я тоже хочу хоть что-то оставить после себя!
Лотти не привыкла слушать такой опечаленный голос, наполненный скорбью и разочарованием.
— Если ты, правда, дорожишь, то должна принять эти перемены и идти дальше.
Он замолчал, да и девочка не смогла ничего ответить. Слова укололи её душу, привели к тупику. Гриша ушёл в комнату собирать вещи, так и не проронив утешающей речи. Весь следующий день они не разговаривали, хоть и оба хотели. Розалия даже не предпринимала попыток поговорить с Дангелем. Она в отчаяние заперлась в тесной комнате, не смочь принять обстоятельств.
«Бесполезно с ним разговаривать, — думала Роза. — Если попробую, то он лишь сильнее поверит Симону. Поверит в то, что я бунтарка, идущая против системы. Если бы только я раньше об этом подумала… немного раньше».
Как и обещал, Кол Галланд пришёл через два дня, но на этот раз привёл с собой очаровательную спутницу с золотистыми волосами. Дорогое желтое платье с юбкой почти до пола украшало её стройное тело, а лёгкий макияж придавал слегка смуглой кожи выразительности.
— Познакомься, Гриша, — произнёс Симон. — Это твоя сестра — Натали Кол Галланд.
Девушка с отцовскими глазами, оценивая, посмотрела на мальчика.
— Какой же ты милый! — не выдержав, воскликнула она. — Надеюсь, мы подружимся!
Гриша зачарованно смотрел на семнадцатилетнюю красавицу. Позади ревниво на всё это смотрела Лотти.
— Это твои друзья, полагаю? — спросила Нат, кинув на неё взгляд. — Спасибо, что заботились о Грише, — сказала, дополнив слова улыбкой. — Обещаю, что буду присматривать за ним.
— Ладно. Долгие прощания не требуются, он ведь не в тюрьму уезжает, — посмеялся Симон. — Мы подождем снаружи.
Дангель молча подошёл к Лотти и нежно обнял. Они так и не смогли сказать друг другу и слова. Но влажный взгляд Шарлотты говорил откровенно.
— До скорой встречи, мама, — произнес Гриша.
Роза обняла его и прошептала:
— Будь осторожен. Я знаю Симона и знаю его жену, но не знаю остальных. Если и доверяй, то ему. Хотя бы первое время. Ракшасу сторонись. Поверь мне, мальчик мой.
Он прислушался к её словам.
— Ну что же… Эли, не хворай там. И не слишком прихорашивайся, Фарлю ты и так люба.
— Да иди ты! — покраснев, выдала она.
— Ладно! До встречи, ребятки! — попрощался он, усаживаясь в атмос.
Атмос мчал по улицам Рабочего района. Вот он проехал через проверочный пункт и въехал в Центр. Здания здесь были куда выше, они сверкали, отражая свет с панелей небоскрёбов. Люди в строгих костюмах расхаживали по тротуару, ожидая прибытия Ваппора. Личный транспорт даже тут был доступен далеко не всем. Меньшее пространство создавало ощущение постоянной спешки, какого-то затора на улицах. Гриша смотрел на новые виды с восхищением, на этот раз он не мог оторвать взгляд от окна. Симон и Натали наблюдали за этим с легкой улыбкой.
— Натали, он не очередная твоя игрушка, поняла? — прошептал Симон. — Он ценен, не порть его.
— Конечно, папа, — натянув ласковую ухмылку, ответила дочь.
Они достаточно быстро проскочили район и добрались до Аристократии. Это был совершенно иной мир, наполненный роскошью и богатствами. Помимо аристократов здесь жили некоторые жители Центра — госслужащие и слуги. Каждое здание здесь отличалось красотой, особой эстетикой и изысканностью. Нередко дом отражал семейный статус. Большие участки с личными парками, магазинами, садами могли принадлежать определенному роду. А Кол Галланды, как одна из наиболее влиятельных семей, имела у себя огромные площади не только в Аристократии, но и в других районах и городах. Впереди виднелась Церковь Единства — величественное белое здание возвышалось над всеми постройками, находясь в центре района, словно соединяя все роды высшей палаты Артеи: Кол Галланд, Флок Гильмеш, Бен Кильмани и Зайн Такира. Каждая семья заняла по стороне света, так Кол Галланды располагались на западе, являясь символом Западной Церкви и находясь под их покровительством.
— Гриша, что ты знаешь про благородные семьи? — спросил Симон.
— Прародители этих семей стояли на истоках строительства нынешнего государства. Они были знакомы с пророком Григорием, а также его сподвижником Нейтаном Нортом.
— Верно. Как ты думаешь, почему среди них нет семьи Норт или других родственников пророка?
— Я часто задавался этим вопросом. Так как мы находились на домашнем обучении, мама редко рассказывала про аристократов. Даже о себе.
— Норты отказались входить в первую высшую палату и вскоре пропали насовсем. А пророк не оставил после себя потомства. Изначально число высшей палаты было куда больше, но год за годом семьи затухали или становились бесполезными. И вот нас осталось четверо.
