все еще потеряно. Тихонов ждал, когда его предложения дирекцией института будут рассмотрены и с чем черт не шутит, приняты к действию.
Долгая жизнь в Москве никак не повлияла на характер Семена Владимировича, хотя он осунулся, погрузнел, в волосах его появилась седина, но в душе Тихонов оставался все тем же сельским жителем.
Упрямство, с которым его земляки стремились везде и во всем лидировать, гнездилось в сердце Тихонова. Он не мог признаться им в своем поражении. Игорь Константинович это понял, когда побывал в селе на родине Семена Владимировича. Слова, сказанные Тихоновым сгоряча, были желанием оправдаться, перед другом. Признать себя свиньей он мог в том случае, если бы снова забрался наверх. Для него было важно, каясь испытать чувство, которое испытывал тот известный генерал перед своими земляками, звеня орденами и медалями. А так как он такого состояния в настоящий момент достигнуть в ближайшем будущем не надеялся, покаяние им переносилось на неопределенное время.
В научно-исследовательском институте творилась неразбериха. Разговоры о банкротстве НИИ поломали весь распорядок дня Тихонова. Не только он один, но весь «народ» на работу в институт ходил, как хотел: Семен Владимирович, например, появлялся у себя в отделе к двенадцати часам. Некоторые из его товарищей приходили еще позже. Дни тянулись в основном в разговорах. Все были обеспокоены: витала мысль о сокращении. Перспектива отправиться на биржу труда никого не устраивала. Контингент сотрудников был не тот, чтобы что-то менять в своей жизни.
В последнее время Семен Владимирович нехотя выходил из дома. С какой-то странной тревогой он покидал его стены.
Первым чуть свет, едва позавтракав, убежал к себе в университет Григорий. Он был рад переменам. И с удовольствием ходил на занятия. Следом за ним ушла на работу Елена Петровна, прихватив с собой детей, чтобы по пути забросить их в школу. И лишь самым последним медленно, неторопливо за дверь не вышел, а правильнее сказать выполз Семен Владимирович.
Ожидание перемен мучило его. Кое-какие слухи ходили, но им Тихонов не верил, понимал, откуда они.
Институт, располагался компактно, имел огромное двадцатиэтажное здание, возвышавшееся над прилегающими корпусами лабораторий, цехов и экспериментальных участков. Работа его была немыслима без большого лифтового хозяйства. Кабины, без конца сновавшие верх и вниз были своего рода артерией и служили не только для функционирования организма НИИ.
Новость о том, что все будет нормально, была кем-то когда-то подслушана в лифте.
Люди с радостными лицами передавали ее друг другу:
— Господа, не беспокойтесь, директор решил поступить благородно. Выгонять никого не будут.
— Пусть так, — думал Семен Владимирович, забираясь в автобус, — но где же тогда администрация возьмет деньги, хотя бы для того, чтобы погасить долг по зарплате. Неужели она согласна отдать часть средств, получаемых от аренды помещений, вряд ли? Продолжать тащить подобно буксиру тяжелую ненужную баржу — «науку» ей тоже не выгодно это идти ко дну — лучше ее бросить. Только тотальное увольнение сотрудников могло изменить ситуацию — это понимал каждый, хотя и цеплялся за любое обнадеживающее слово.
В автобусе, в который Семен Владимирович заскочил — было полупустынно. Час пик уже прошел. Раньше он, вливаясь в поток спешащих людей, толкаемый со всех сторон, приходил в себя, настраивался на рабочий лад. Сейчас Семен Владимирович ехал в полусонном состоянии. Редкие пассажиры, расхолаживали его.
Добравшись до института и поднявшись на лифте на свой этаж, Семен Владимирович, оказавшись у себя в комнате, плюхнулся в кресло. Он долго сидел, приходил в себя.
Было время, он работал вместе со своими сотрудниками, в небольшом отдельном помещении. Его кабинет был отделен стеклянной перегородкой. После того, как отдел формально, развалился и Семен Владимирович остался один, его запихнули в большую комнату, где и без того сидело достаточно людей. Роптать он не мог. Договоров было — раз-два и обчелся.
Двух тумбовый стол, который он перетащил из своей комнаты и кресло — это все что у него оставалось от той прошлой жизни, когда институт процветал. Еще, конечно, было много всякой технической литературы: книг, брошюр, всевозможных документов и бумаг, накопленных за долгие годы работы.
Место, где расположился Семен Владимирович было удобным. Он сидел вдали от прямых назойливых взглядов посетителей — препятствием служил громоздкий шкаф. В него Семен Владимирович при переезде затолкал почти все свое имущество.
Керамическая кружка, довольно вместительная, она ему была подарена сослуживцами, и прочие чайные принадлежности, принесенные им из дома, Семен Владимирович держал в ящике стола, можно, сказать под рукой. Они всегда ему были необходимы.
Ароматная горячая жидкость — напиток, заваренный не так, как это делалось дома в заварном чайнике, а непосредственно в кружке, в которую после не раз подливался кипяток — скрашивала ему жизнь, да и не только ему, но и товарищам по несчастью. Пили чай здесь часто и в больших количествах, особенно рьяно в случае всевозможных торжеств.
Для кипячения воды однажды в складчину был куплен электрический прибор. За покупкой ездила молодой специалист — девушка, пришедшая после окончания вуза. Попала она в НИИ случайно. Долго не задержалась, подучившись, ушла на завод. Там платили раза в два больше, к тому же без задержек.
В институте зарплата была низкой. Народ, можно сказать, ходил по привычке или же дорабатывал свой срок, стремясь получить пенсию. Некоторые из пенсионеров уходили, но большинство оставалось. К зарплате у них прибавлялось пособие и льготы, которые полагались пенсионеру — всего этого — хватало, чтобы сводить концы с концами.
Возраст у Семена Владимировича был солидным, не так давно он отметил свое пятидесятилетие. Елена Петровна наготовила всяких закусок, он же купил заблаговременно в институтском магазинчике горячительных напитков и, конечно же, чая, хорошего, индийского.
Чай пили после водки, так было заведено. К крепко заваренному напитку с хорошим ароматом Семен Владимирович принес торт. Мероприятие прошло весело. Товарищи остались довольны.
Торжеств в институте — хватало, особенно юбилеев. Отмечали их некоторые на широкую ногу, отдавая последнее, Семен Владимирович — скромно.
Институт был его вторым домом. Вел он себя в нем подобающим образом. Начинался рабочий день у Семена Владимировича с кружки чая. К нему всегда кто-нибудь подключался из сослуживцев. На этот раз он не успел. Достав кружку, снова спрятал в стол. Ему позвонили по телефону и пригласили в зал заседаний научно-технического совета.
Тихонов с удовольствием побежал на заседание. На то у него были причины. Он несколько недель назад разработал и передал в дирекцию план работ по совершенствованию работы института. В нем, в
