— Снимай одежду! — приказал он.
Землянин бросился к двери, но Синворет перегородил ее ногой.
— Снимай одежду! — Его вдруг охватило возбуждение.
— Мы этого не делаем, господин, — пробормотал несчастный землянин. — Только когда ложимся спать. Прошу вас, господин…
Синворет вытянул руку, сунул палец за воротник рубашки человека и рванул. Землянин пошатнулся, его куртка, жилет, рубашка с треском разорвались. Человек отпрянул назад, и тут его схватил Ройфуллери.
Когда землянин закричал, умоляя пощадить его, Ройфуллери обвил его руками, заставив умолкнуть и перестать дергаться. Гребень Гэзера изогнулся крючком.
Синворет раздвинул одежду на груди Второго Смазчика, изогнул глазной стебель, превратив его в сильный микроскоп, и внимательно изучил шрам, тянувшийся от шишки у левого уха двуногого до второй шишки сразу под грудью. Оттуда — еще шрам, обычно незаметный, — тянулся к третьей, самой крупной шишке над сердцем.
Как кот высовывает когти, так Синворет выдвинул из своей руки длинный, похожий на ланцет коготь — воспоминание о временах, когда партассианцы были просто хищниками на планете без названия. Этим когтем он рассек кожу на груди двуногого.
Показался тонкий двойной провод, шедший от сердца к горлу.
— Отпусти его, — сказал Синворет. — Это все, что мы хотели узнать. Я доказал, что был прав, Ройфуллери. Это типичное подслушивающее устройство.
Когда Ройфуллери отпустил его, двуногий, обливаясь кровью и хрипя, отодвинулся. Казалось, он вот-вот потеряет сознание, и при этом человек безуспешно пытался закрыться разорванной одеждой. Слезы текли по его лицу. Партассианцы смотрели на него, завороженные этим зрелищем.
— Не понимаю, что за устройство у него под кожей? — спросил Ройфуллери.
— Неужели в Департаменте Психо-Контроля не знают о сердечных насосах? Этому существу вмонтировали небольшой передатчик, действующий благодаря работе сердца. Провода идут к горлу и уху, так что он может общаться с кем-то независимо от расстояния, даже не сознавая этого.
— Я слышал о таком, но никогда не видел, — признался Ройфуллери, неохотно добавив: — Думаю, это типичный метод тайной полиции.
— Разумеется. Вернемся во дворец.
Не обращая внимания на двуногого, все еще стонавшего от страха и боли, они вышли из комнаты. Синворет испытывал что-то вроде стыда — необычного для нула, поведением которого управлял холодный селектор реакций, называемый сознанием. Подписывающий понимал, что они с Ройфуллери испытывали удовольствие от своего превосходства над двуногим. Отогнав эти мысли, он вышел из здания.
В Комиссариате Полиции Маршал Терекоми сорвал наушники, добежал до звуконепроницаемой кабины и через полминуты уже разговаривал с Пар-Хаворлемом.
— Синворет провел очередную охоту на туземцев, — сообщил он. — Сейчас возвращается.
— Знаю. Я был на его квартире и никого не застал. Мы же решили, что можем ему это позволить.
— Да, конечно. Но он слишком хитер! Я подставил ему С309, тот привел Синворета и нула из ДПК к себе домой и только начал читать текст, как Синворет распорол его и нашел Сердечный насос! Я слышал каждое слово через передатчик С309. Понятия не имею, как он догадался, что у двуногого вживлены провода, тот повторял все точно, как ему было велено.
— Что они делают теперь? — спросил Пар-Хаворлем. Как обычно он был вежлив и спокоен.
— Возвращаются во дворец, убежденные, что держат нас в руках. Да так оно и есть! Теперь у них появились основания для подозрений, и нам не овладеть…
— Не теряй гребня, Терекоми. Я скажу тебе, что нужно делать.
Две минуты спустя первая группа машин скорой помощи с ревом помчалась по улицам Города.
Перед внезапным звонком Терекоми Губернатор разговаривал с Тоулером.
— Я привел тебя сюда, чтобы задать несколько вопросов. Помни, ты должен отвечать откровенно.
— Постараюсь, — сказал Тоулер.
Он был встревожен. Дружелюбие, которое Пар-Хаворлем старался демонстрировать в последние дни, исчезло без следа. Теперь перед ним находился страшный зверь в мундире, высотой в три метра, сильный и коварный. Но это еще не все. Этот зверь имел почти неограниченную власть над всеми прочими существами на этой планете, за исключением одного. И этим единственным был Синворет, а не Тоулер.
— Встань на тот стул, чтобы я видел твое лицо, когда ты будешь говорить, — приказал Пар-Хаворлем.
Не имея выбора, Тоулер выполнил приказ и вскарабкался на большой стул нула, оказавшись лицом к лицу с противником.
— Так лучше. Переводчик, твой отдел доставляет мне много хлопот. Сначала Хеттлц и Ведман, а теперь исчезла эта женщина, Фоллодон. Ты конечно, знаешь об этом?
— Конечно.
— Мы еще не напали на ее след.
Один из глазных стеблей Губернатора выдвинулся, как телескоп, изучая Тоулера вблизи. Его конец остановился в полуметре от шлема Тоулера, и холодный серый глаз уставился на него.
— К сожалению, в этом новом Городе я узнаю о том, что происходит, меньше, чем должен, — продолжал Пар-Хаворлем. Но по видеозаписи старого Города мне известно, что в последние два года ты был в очень близких отношениях с Фоллодон. Это правда?
— Да.
— Значит, ты хорошо знаешь ее. Где она?
Тоулер облизал губы. Он знал, что начинается буря.
— Не знаю, господин. Я сам хотел бы это знать.
— Ты должен знать. Я сделал тебя Главным Переводчиком, и ты ответишь за нее.
— Я был с Подписывающим, когда она исчезла.
— Куда она пошла? Может быть, умерла?
— Я надеюсь, она жива.
— Надеешься? Почему?
— Я люблю ее.
Губернатор яростно зарычал, одна из его мощных рук схватила Тоулера и перегнула назад через спинку стула. Шлем Тоулера запотел, и переводчик оказался в изолированном, туманном мире, хотя злой, прозаичный язык продолжал звучать снаружи.
— Ты рассказываешь мне о любви, этом идиотском чувстве, которого не выносит ни один трехногий! Что за омерзительная планета! Как можно управлять ею при таких непонятных явлениях, как любовь? Я покажу тебе, что думает о такой слабости Партасса. Вставай. Быстро.
Нож Тоулер носил под туникой. Он не мог убить этот ненавистный цилиндр из студня, но мог отрезать один из глазных стеблей, прежде чем Губернатор ударит его о землю. И тут до него дошло, что он не может вынуть нож, не впуская в скафандр ядовитого воздуха. Тяжело дыша, Тоулер встал и снова взглянул в лицо врага, едва видимое через забрало шлема, с которого постепенно испарялась влага. Гребень Пар-Хаворлема свернулся от ярости.
