— Нет. Не после обеда. Ты ее разобрал, ты ее почини и собери. А потом пообедаешь. — И И-Ди повернул голову ко мне: — Домой, Тайлер. И чтобы я тебя больше здесь не видел. Я думал, ты лучше соображаешь.
Я выскочил из сарая, щурясь от яркого наружного света.
И-Ди меня больше не видел, но лишь потому, что я хорошо прятался. Вечером, после десяти, я вернулся, когда заметил, что в сарае все еще горит свет, просачивается сквозь щели. Я вытащил из холодильника куриную ногу, завернул ее в фольгу и прокрался мимо дома под покровом темноты. Подойдя к двери сарая, я прошептал Джейсону, чтобы он выключил свет, и незаметно заскочил внутрь.
Джейсон, покрытый индейскими узорами из смазки и копоти, двигатель уже наполовину собрал, но дальше работа не двигалась. После того как он проглотил пару кусков курицы, я спросил его, в чем там дело.
— Собрать-то его несложно, — ответил он. — Да работать не будет. Я так толком и не понял, в чем причина поломки. И получается еще хуже. Если прочистить подачу топлива, туда попадет воздух. Резина старая, трескается. Все разваливается. В корпусе карбюратора крохотная трещинка. А как ее заделаешь? Запасных частей нету. Да и инструментов подходящих тоже. Я даже не знаю, какие тут нужны инструменты.
По его расстроенному лицу можно было подумать, что он сейчас заплачет.
— Тогда брось это, — посоветовал я. — Извинись перед И-Ди, и дело с концом.
Он посмотрел на меня так, как будто я сказал что-то хотя и не злонамеренное, но наивное.
— Нет, Тайлер, спасибо за совет, но это не для меня.
— Почему?
Он не ответил. Отложил недоеденную куриную ногу и вернулся к своей механической головоломке.
Я уже подумывал отправиться домой, когда в дверь снова заскреблись. Джейсон кивнул мне на выключатель и, когда я им щелкнул, впустил сестру.
Она до смерти боялась И-Ди, шептала еле слышно, чуть дыша, но, как и я, что-то принесла Джейсону. Не куриную ногу, а беспроволочный браузер-наладонник.
Джейсон аж засиял, увидев мини-компьютер.
— Диана! — воскликнул он, не сдержавшись, и она зашикала на него, а потом нервно улыбнулась мне.
— Ладно, чего там… Так, игрушка, — шепнула она и выскользнула во тьму.
— Игрушка-то игрушка, — пробормотал Джейсон, — но за мелкой игрушкой целая сеть, великая сила.
Он в течение часа консультировался с группой с Западного побережья, модифицировавшей малые двигатели для радиоуправляемых моделей. К полуночи он умудрился устранить с дюжину неисправностей. Я удрал домой и издали наблюдал, как он вызвал отца. И-Ди вышел в пижаме и шлепанцах, остановился на крыльце, скрестив руки, и снисходительно созерцал, как Джейсон запустил отремонтированную тарахтелку. Послушав грохот, разодравший ночную тишь, И-Ди пожал плечами и жестом загнал сына домой.
Джейс, закрыв сарай, оглянулся на мое освещенное окно и украдкой махнул мне рукой.
Конечно же, ремонта хватило ненадолго. Прокопченный «Голуазами» садовник в следующую среду успел скосить полгазона, после чего косилка почила навеки. Мы с почтительного удаления усвоили с десяток очень полезных фламандских ругательств. Джейсон с его мощной памятью затем расшифровывал их в своей школьной библиотеке при помощи голландско-английского словаря. Особенно нам приглянулась формула God-verdomme min kloten miljardedju! что-то вроде «Клял бы, драл бы Боженька яйца мои мильярд-Христа-душу раз». По интонации искусника выходило, что яйца-то, может, и его, но оторвать их следовало почему-то от тела Христова. С год после этого Джейсон употреблял эту фразу, порвав шнурок от ботинка или сорвав перекачку чего-нибудь на свой компьютер.
Газонокосилку Лоутону-старшему пришлось покупать новую. Парни в мастерской, в которую он обратился за ремонтом, сказали, что новую купить дешевле, и подивились, как она еще работала до сих пор. Я узнал это от матери, которой рассказала Кэрол. И насколько я знаю, И-Ди больше Джейсона этой косилкой не попрекал.
Позже мы несколько раз вспоминали эту историю, смеялись — через несколько месяцев, когда эмоции поостыли.
* * *
Я прошаркал обратно к постели, думая о Диане, принесшей брату дар столь полезный, а не просто утешительный, как моя курья нога. Куда она делась? Какой дар, облегчающий мою участь, принесет она мне? Лучший дар — ее присутствие.
Свет дня струился сквозь комнату, как водный поток, как сияющая река, в которой бултыхался я, тонул в пустых пузырях минут.
Не всякий бред ярок и неистов. Иной холоден, медлителен, ползуч. Я видел тени, тянущиеся по стенам. Час прополз, второй… Пришла пора ночи, померкла Арка, надвинулись тяжелые тропические тучи, засверкали молнии, неотличимые от вспышек в моем воспаленном сознании, загремел гром, который ни с чем не спутаешь, запах природы изменился, по бетону балкона застрекотали капли дождя.
Наконец я услышал еще один звук. В замок втиснулась пластиковая карточка ключа, скрипнули дверные петли.
— Диана… — простонал я сиплым шепотом.
Она влетела в комнату. С улицы, одета для улицы, в отделанном кожей джемпере, в широкополой шляпе, с которой капала дождевая вода. Остановилась у кровати:
— Извини, Тайлер.
— Брось, не за что. Просто…
— Нет, Тайлер, нет, извини, но тебе придется одеться. Бежим, и сию минуту. Внизу машина ждет.
Пока я соображал, Диана уже принялась швырять в чемодан одежду, документы (как фальшивые, так и подлинные), карты памяти, мягкую сумку с пузырьками и шприцами…
— Да я и встать-то не смогу, — попытался выдавить я, но не, получилось, сам не разобрал своего бульканья.
И вот она уже принялась меня одевать. Я вовсю спасал свое достоинство, самостоятельно приподнимая ноги, шевеля руками и скрипя зубами вместо того, чтобы орать от боли. Потом уселся, и она поднесла к моим губам бутылку с водой. Оттащила меня в туалет, где я выдал жалкую струйку мутной мочи канареечного цвета.
— О, дьявол, ты пересыхаешь, — вскинулась Диана. Она заставила меня выпить еще глоток, вколола анальгетик, от которого рука вспыхнула, как от напалма. — Тайлер, прости, но надо, надо… — И она напялила на меня дождевик и тяжелую шляпу.
С чего она так паникует?
— От чего… бежим?
— Засекли. Не повезло. Наткнулась.
— Куда?
— Вглубь страны. Скорей, скорей!
Мы двинулись по полутемному коридору, точнее, двинулась Диана, волоча в левой руке чемодан, а правой поддерживая меня. Долгий путь, тяжкий, глаза на лоб вылезали.
— Тише, тише! — умоляла Диана, и я переставал стонать. Или мне казалось, что переставал.
Вышли под дождь, лупивший по грязным раздолбанным мостовым, шипевший на перегретом капоте поджидавшей нас древней колымаги. Водитель хмуро уставился на меня, и Диана попыталась убедить его, что я не болен, а просто перепил. Мрачности он не утратил, но деньги взял.
