Хонор вздохнула и откинулась назад на роскошном сиденье. Еще проблема – время, подумала она, слушая, как Нимиц успокаивающе урчит у нее на коленях. Это была последняя служба, следующую она сможет посетить только в ближайшем будущем – завтра ей надо явиться на «Грозный». Наверняка найдутся аргументы в пользу ее пребывания вдали от планеты, пока Церковь разбирается с яростью, которую непременно вызовет оглашенный сегодня указ, но многое можно сказать и против. Враги могут расценить ее отсутствие как признак трусости, как побег от справедливого гнева истинных слуг Господних, взбешенных ролью, которую она сыграла в мученичестве и изгнании священника. Но они могут счесть это и знаком презрения к ним – что-то вроде дерзкой демонстрации: мол, после наказания брата Маршана уже незачем изображать уважение к Церкви.
И даже если не думать обо всем этом – как отреагирует землевладелец Бёрдетт? Она понятия не имела, кто из землевладельцев в той или иной мере симпатизирует ему, но ясно, что сам Бёрдетт придет в бешенство. А действия Церкви по борьбе с реакционерами могут вынудить выступить открыто и его молчаливых сторонников. Даже если не так, Бёрдетту принадлежит один из пяти крупнейших ленов планеты. По грейсонским стандартам, лен Бёрдетт плотно населен и очень богат, и семья Фицкларенсов владела им больше семи столетий. Это гарантировало нынешнему лорду Бёрдетту огромный авторитет и престиж, тогда как Харрингтон, самое новое поместье Грейсона, пока было также и самым малонаселенным. Хонор как реалистка понимала, что авторитет имени Харрингтон зиждется на ее личности и ее популярности у основной части населения Грейсона. Поэтому он куда более хрупок, чем престиж династии, унаследованный Бёрдеттом. Когда ее не будет на планете, в центре общественного мнения, трудно сказать, в какую сторону это мнение качнется. И что бы ни думала общественность, Хонор не сомневалась, что глухое противодействие Бёрдетта только что превратилось в неудержимую ненависть.
Она закрыла глаза, погладила Нимица и в глубине души вознегодовала на несправедливость Вселенной. Она никогда не хотела политической власти, никогда о ней не просила. Когда ей навязывали власть, она отбивалась, как могла, ибо, что бы ни говорили люди, она отлично знала, до какой степени она не совместима с политикой. Но похоже было, что, куда бы она ни направлялась и что бы ни делала, она тянула за собой, как проклятие, водоворот политических раздоров. В отчаянии Хонор гадала, будет ли этому конец.
Когда ее послали на станцию «Василиск», она вовсе не собиралась злить либеральную и прогрессивную партии. Она просто старалась как можно лучше выполнить свой долг. Разве она виновата, что попутно поставила лидеров этих партий в глупейшее положение?
Но так и вышло, и их ненависть только усилилась, когда горе и вина из-за смерти адмирала Курвуазье соединились в ней с отвращением, вызванным приказом Реджинальда Хаусмана отступить и бросить Грейсон на произвол масадцев. Несомненно, его влиятельная либеральная семья занесла бы ее в списки врагов, даже если бы она просто игнорировала этот приказ, подчеркнув тем самым трусость того, кто приказ отдал. Так нет, она еще и взбесилась – и врезала Хаусману от души. Он этого заслуживал, но офицер Королевского Флота не вправе избивать посланцев Короны, и ее действия окончательно сформировали у оппозиции яростную ненависть к самому имени Харрингтон.
А потом был Павел Юнг. Военный трибунал над ним – за то, что он бросил ее в битве при Ханкоке, – вызвал один из самых ожесточенных политических кризисов за всю историю палаты лордов, но потом все обернулось еще хуже. Убийство Пола и смерть Юнга от ее руки почти привели к падению правительства Кромарти, не говоря уже об изгнании капитана Харрингтон на Грейсон.
А теперь еще и это. Демонстрации протеста неприятны сами по себе, но один бог знал, куда может привести новый поворот. Она изо всех сил старалась делать все, что в ее силах, понять, в чем состоит ее долг, и выполнять его. Но каждый раз все вокруг нее взрывалось, и Хонор безумно устала от этого. Даже тот факт, что ее поддерживали люди, чье уважение она ценила, не уравновешивал напряжение от бесконечных политических дрязг, к которым она не была готова. Она офицер флота, черт возьми! Почему они не оставят ее в покое, чтобы она могла заниматься своим делом без всех этих бесконечных нападок? Без вечного давления и попыток возложить на нее ответственность за религиозные и политические беспорядки сразу двух звездных систем?
Она снова вздохнула, открыла глаза и заставила себя собраться. Скоро она снова будет служить офицером, а преподобный Хэнкс и Протектор Бенджамин вполне способны постоять за себя сами. Кроме того, не вся Вселенная настроена против нее, хоть ей иногда так и казалось, и не стоит терять перспективу. Она все равно сделает все возможное, чтобы потом принять результаты с сознанием того, что она старалась. Что она, как сказали бы ее грейсонские подданные, достойно встретила свое Испытание.
Хонор усмехнулась этой мысли, и взгляд ее стал чуть менее мрачным Неудивительно, что она так хорошо сошлась со своими харрингтонцами. Слишком уж они были похожи – независимо от исповедуемой веры. Церковь Освобожденного Человечества не требовала, чтобы ты достигал триумфа в посланных тебе Испытаниях; главное было – стараться. Главное – сделать все, что сможешь, а что от тебя потребовали и какой получился результат – уже не важно. Воин не мог не оценить такой моральный кодекс.
Она выпрямилась и посмотрела в окно. Машина выезжала из парка Янакова. Хонор смотрела на успокаивающую зелень парка, наслаждаясь красотой момента, но вдруг прищурилась и побледнела. Господи, неужели уже началось?
Нимиц поднял голову и навострил уши, усы его задрожали – он ощутил ее тревогу Оба они еще раз взглянули на группу людей, целенаправленно шагавших через ворота парка, и она повернулась к Лафолле.
– Вызовите полковника Хилла! Ну же, Эндрю!
– Миледи?
Лафолле изумленно уставился на нее, потом обернулся и выглянул в окно машины. Машинально он потянулся к коммуникатору, подчиняясь приказу, но на лице у него отразилось лишь удивление.
– В чем дело, миледи? – поинтересовался он, включая коммуникатор.
– Пусть вызовет полицию и направит в парк взвод гвардейцев!
Майор вытаращился на нее, и Хонор хлопнула ладонью по подлокотнику. Обычно Эндрю соображает быстрее, подумала она зло. Почему же именно сегодня его мозги превратились в пюре?
– Ну, разумеется, миледи, – сказал Лафолле таким успокаивающим тоном, что ей захотелось закричать. – А что мне сказать полковнику по поводу причины?
