Сергей Байбара - Цветы на камнях

Лиле так хотелось заговорить с Тенгизом, высказать все те нежности, которые она хотела сказать ему давно. Тетя Кети будто вселила в нее вдохновение, желание любви, желание заботиться. Но какой-то глупый барьер внутри нее не давал ей начать разговор. И Лиле еще больше злилась на Тенгиза: «Идет, молчит! Хоть бы обратил внимание, что я существую! Что ему опять не так?»

Они свернули на свою улицу. Вдалеке промелькнули развалины пятиэтажки, несколько высоких, мертвых, не спиленных еще деревьев. Оживляли унылый пейзаж молодые зеленые растения, тянувшиеся к небу в каждом дворике. Люди замаливали грехи перед природой, желая помочь ее возрождению.

— Мама, можно к нам Нана придет? Завтра? — нарушила за взрослых молчание маленькая умница Тамара.

— Почему бы нет? А что папа скажет? — попыталась Лили включить в разговор мужа.

— Меня завтра не будет. Ты, хозяйка, остаешься, ты и решай, — отмазался Тенгиз. Мыслями он сейчас был очень далеко.

Мимо них по улице с пожеланиями здоровья проходили их друзья и знакомые. Несколько раз Лили специально остановилась, чтобы поболтать с подругами. Тенгиз тихо закипал, но молча отходил в сторону, ожидая свою жену.

Наконец, они дошли до дома. Тенгиз усталым взглядом окинул «свою крепость». Серго и Кети, в отличие от него, достался почти готовый дом родни. Тенгиз же вложил в свое жилище огромный труд, отстроив дом практически на пустом месте. Здесь каждая дощечка, каждая черепичка на крыше хранила тепло его рук. А потом под эту кровлю пришла молодая хозяйка, украсив его зелеными растениями, вдохнув в него душу и любовь.

«Если жизнь хороша, что же все так дерьмово?!» — вспомнилось Тенгизу. А что Лиле? Третью подругу повстречала. И с ней тоже надо языком почесать?! Ничего, что мужу завтра уезжать?! Интересно, она хоть немного его еще любит?! Тенгиз почернел от злости, но, чтобы не показать виду ушел в дом. Дочка осталась с женщинами, и, судя по ее смеху, ей скучно не было.

Солнце потихоньку клонилось к горизонту. Небо на западе все больше и больше насыщалось красками. Хотя, было еще жарко. Тенгиз прошел в дом, понюхал воздух. Ну, конечно, горячим обедом и не пахнет. Он не знал, что Лили ждала его, приготовила мясной суп, превосходное второе блюда, а потом, не дождавшись его, убрала в холод. Тенгиз снял пиджак, кепку, портупею, разрядил пистолет. Раздраженно распахнул окно, а то уж больно воздух в доме был тяжелый. Направился наверх, где хранилось кое-что из снаряжения. Достал свой армейский рюкзак американского производства (в свое время выменял у одного американского капрала на бутылку настойки, влагопоглотители от противогаза, и старые, но очень хорошо сохранившиеся сапоги). Вытащил из-под кровати железный ящик с замком, где хранилось оружие и боеприпасы. Убрал пистолет. Достал кое-что из вещей на завтра… запасное белье. Залатанный свитер с гордой надписью «Adidas». Тельняшка. Пара теплых портянок. Спальный мешок. Противогаз. Общевойсковой защитный комплект…А где он, кстати?

Хлопнула дверь тамбура. В дом наконец-то вошли жена и дочка. Тамара подошла к папе, с интересом наблюдая за тем, как он перекладывает столько интересных вещей.

— Папа, а ты опять уходишь?

— Да, милая. Завтра. — Тенгиз с любовью поцеловал девочку. Продолжал собираться, демонстративно гремя коробочками и энергично перекладывая вещи с места на место. На Лили он не смотрел.

— Опять тебя не будет? — разочарованно сказала Тамарочка. — А в воскресение ты ведь обещал поиграть со мной! И Нана хотела прийти…

— Дела, девочка моя. Извини, пожалуйста. Мне надо собраться.

— Все у тебя дела и дела… — Тамарочка обиженно надула губки и ушла в свою комнатку. Ей хотелось плакать.

— Видишь, даже дочь тебе говорит, что ты дома не бываешь! — с укоризной сказала Лили.

— А я что, на рыбалку собираюсь? Или на пьянку?! — со злостью парировал Тенгиз.

— А сегодня что? Сам сказал, что ненадолго, и вдруг в Хашури уехал со своим Серго! А мне, конечно, говорить не надо!

— А я сам знал?! Знал, что так получится?!

— Ты никогда ничего не знаешь!

— Да что ты говоришь! Это она мне говорит, а?! — Тенгиз от досады взмахнул рукой.

— Да! А я что, не человек?! — сорвалась вдруг Лили, отодвинув добрые слова Кетеван в дальний угол сознания. — Ты в Хашури ездил. А дочке ничего купить не мог. Хоть бы конфет каких-нибудь… Или молока!

Тенгиз понял, что жена права. Действительно, был в Столице, и ничего не привез, даже для дочки. Он сжал губы, но приготовил ответный выпад:

— Знаешь что?! Я по делу ездил! У меня не было времени по лавкам ходить! Хочешь, у Серго спроси, Серго тебе докажет…

— Да что мне твой Серго?! — вскрикнула Лили, вытирая пот со лба. — Какие у вас дела? Что тебе там самолеты мерещатся? И не стыдно было такой ерундой занятых людей в Хашури беспокоить.

Тенгиз побагровел.

— Не лезь в мужские дела! Сколько раз говорить! Сама бы хоть раз дома посидела! Дочка у нее то с тетей Нино, то с тетей Софико! А сама…

— Ты мне что сказать хочешь?! Что я гулящая женщина?! — У Лили задрожали брови. — Отвечай, ты это хочешь сказать?!

В этот момент в комнату вошла Тамарочка. Увидев, как любимые мама и папа выясняют отношения, она скривила губки и отошла к печке:

— Опять вы ругаетесь?!

— Тамара, уйди к себе в комнату! Уйди, я сказал! — закричал Тенгиз.

Девочка, захлюпав носиком, утирая глазки, ушла. Слезы любимой дочки подействовали на Тенгиза, как ушат холодной воды. Но Лили окончательно разозлилась:

— Не смей на девочку орать! Не на заставе!

— Не командуй, жена! Помолчи лучше!

— Я сама разберусь, когда мне молчать!

— Ты меня хоть немножко еще любишь?! — ляпнул неизвестно зачем Тенгиз. Лили это окончательно вывело из равновесия:

— Нет, конечно, что за глупости! Как я могу любить?! Я же гулящая!

— Я этого не говорил!

— А кто мне это сказал?!

— Не любишь уже — так и скажи!

— Это ты меня не любишь!

— Да что же за вздорная женщина, язык без костей! — Тенгиз вскочил с кровати, с силой шлепнул об пол найденный наконец-то ОЗК. Лили, уже собиралась выпалить мужу какую-то гадость. Но вдруг их ссору прервало завывание сирены с улицы.

— Что это? — Супруги замолчали, вслушиваясь в тревожные звуки.

Работали ручные сирены на границе поселка, на смотровых вышках. Вот сирена взвыла, и тут же стихла. И снова взвыла, и проревела уже дольше, и опять стала стихать.

Тенгиз выбежал во двор. Значительной силы ветер трепал за кудри молодые деревья. Небо на западе было багрово-красное, почти кровавое. В кровавом воздухе дрожал огненный солнечный диск. По улице бежал Ашот — тринадцатилетний мальчик-армянин. Он бежал вдоль домов, и взволнованно кричал: