Все было ясно.
- Информация правильная, - сказал я.
- На пункт первый мне плевать, - сказал Лефти. - Но по второму пункту хочу вам задать несколько вопросов. Время у вас есть? - И он поднял руку часами ко мне.
У меня покруживалась голова от пункта первого и пункта второго, а также от его резкости и от выпитого пива.
- Вы хотите говорить со мной о политике?
- О вас с политической точки зрения.
Дэйв и Финн тем временем отошли и уселись за столик.
- Ну что ж, - сказал я.
8
- Так, - сказал Лефти. - Для начала проясним положение. Какой у вас опыт политической работы?
- Когда-то я состоял в Союзе молодых коммунистов. Сейчас - член лейбористской партии.
- Что это значит, нам известно, - сказал Лефти. - Практического опыта ни малейшего. Но теоретически вы хотя бы идете в ногу с жизнью? Политическую обстановку изучаете?
Он говорил быстро и бодро, как врач с пациентом.
- Очень поверхностно, - отвечал я.
- Вы можете хотя бы объяснить, почему сложили оружие?
Я развел руками.
- Дело безнадежное...
- Ага, - сказал Лефти. - Вот этого как раз и не следует говорить. Это грех против святого духа. Ничего безнадежного на свете нет. Верно, Дэйв? Дэйв в эту минуту подошел к стойке купить еще порцию.
- Кроме попыток заткнуть тебе рот, - ответил он.
- Что вернее: вы ушли от борьбы, потому что вам было все равно или потому что не знали, что делать? - спросил меня Лефти.
- Одно связано с другим, - начал я и готов был еще поговорить на эту тему, но Лефти перебил меня:
- Вы совершенно правы. Я и сам хотел это сказать. Так вы признаете, что вам не все равно?
- Конечно, - сказал я, - но...
- Это и нужно для начала. Если вам не все равно, значит, вы потенциальный борец. А какая еще моральная проблема возможна в наше время?
- Верность друзьям и порядочность по отношению к женщинам, - ответил я без запинки.
- Ошибаетесь, - сказал Лефти. - На карту поставлена вся система. Что толку не дать человеку споткнуться, если он находится на тонущем корабле?
- Если он сломает ногу, то не сможет плыть, - рискнул я.
- Но что толку заботиться о его ноге, если можно попытаться спасти ему жизнь?
- На первое я способен, на второе нет, - отвечал я, начиная сердиться.
- Ну-с, посмотрим, - сказал Лефти, отнюдь не обескураженный.
Он вытащил из портфеля пачку брошюр и быстро их перебрал.
- Вот эта подойдет, - сказал он, держа брошюру передо мной, как зеркало. На обложке крупным шрифтом стояло: "Почему вы отошли от политики?", а ниже - "Левой политике нужна ваша поддержка". В нижнем углу значилась цена - 6 пенсов. Я стал шарить в карманах.
- Не надо, не надо, это подарок, - сказал Лефти. - Мы их вообще не продаем. Но когда цена проставлена, люди чувствуют, что сэкономили деньги, и читают текст. Вы просмотрите ее завтра, на досуге. - И он засунул брошюру во внутренний карман моего пиджака.
- Ну, дальше. Вы социалист?
- Да.
- В самом деле?
- Да.
- Хорошо. Имейте в виду, мы еще не знаем, что это значит, но пока это неважно. Скажите, какие же особенности современного положения привели вас к выводу, что бороться за социализм - безнадежное дело?
- Не то чтобы безнадежное... - начал я.
- Бросьте, бросьте. В болезни мы признались, так? Теперь переходим к лечению.
- Ладно, - сказал я. - Суть вот в чем. Английский социализм - явление почтенное, но это не социализм. Это капитализм процветания. Его не тревожит истинный бич капитализма, состоящий в том, что труд убивает.
- Так, так, - сказал Лефти. - Не будем торопиться. Какое из положений Маркса самое мудрое?
Этот метод вопросов и ответов начинал мне надоедать. Лефти задавал каждый вопрос так, будто на него возможен только один совершенно точный ответ. Это смахивало на катехизис.
- Почему какое-то одно положение непременно самое мудрое? - спросил я.
- Вы правы, у Маркса множество мудрых положений, - сказал Лефти, не соизволив заметить моего раздраженного тона. - Например, он сказал, что не сознание определяет бытие, а общественное бытие определяет сознание.
- Не забудьте, мы еще не знаем, что это значит...
- О нет, это мы знаем! И значит это совсем не то, что воображают некоторые марксисты с механистическим уклоном. Это не значит, что общество развивается автоматически, а идеологи просто плетутся за ним следом. Что важнее всего в эпоху революций? Да, разумеется, сознание. А в чем его главная особенность? Да именно в том, что оно не просто отражает социальные условия, но влияет на них - до известного предела, конечно, только до известного предела. Отсюда большое значение вас, интеллигенции. Скажите, как вы представляете себе задачи такой организации, как ННСП?
- Получить больше голосов, чем другие партии, и сделать вас премьер-министром.
- Ничего подобного! - с торжеством воскликнул Лефти.
- Тогда каковы же ее задачи?
- Не знаю.
Я решил, что с его стороны было нечестно огорошить меня вопросом, на который он сам не может ответить.
- В том-то и дело! - продолжал он. - Нас обвиняют в безответственности. Но те, кто обвиняет, просто не понимают нашего назначения. Наше назначение в том, чтобы исследовать социалистическое сознание Англии. Повысить ее чувство ответственности. Новые общественные формы нам навяжут достаточно скоро. Но почему мы должны ждать этого времени, не имея при себе ничего лучшего, чем социальные идеи, почерпнутые из старых общественных форм?
- Минутку, - сказал я. - А что будет пока с народом? Я имею в виду массы. _Идеи_ приходят в голову отдельным личностям. В этом всегда была беда человечества.
- Вы попали в самую точку. Сейчас вы скажете: "А где же тогда пресловутое единство теории и практики?"
- Вот именно. По-моему, для Англии было бы просто великолепно, если бы английский социализм обновился, обрел вторую молодость. Но что толку в интеллектуальном обновлении, которое не коснется народа? Теория и практика сливаются воедино только в исключительных обстоятельствах.
- Например? - спросил Лефти.
- Например, в России, когда большевистская партия боролась за власть.
- Э, - сказал Лефти, - вы выбрали плохой пример в подкрепление вашего довода. Почему нас так поражает необычайная сознательность, с какой эти люди, казалось бы, добивались своей цели? Потому что они победили. Нельзя судить о единстве теории и практики по отдельным случаям. Важен также принцип, по которому они расходятся. Ваша беда в том, что вы в душе не верите в возможности социализма. Вы механицист. А почему? Сейчас я вам объясню. Вы называете себя социалистом, но вы, как и все вам подобные, воспитаны на "Британия правит морями". Вы хотите быть частью чего-то большого, яркого. Поэтому вам жаль, что вы не можете примкнуть к коммунистам. Но этого вы не можете, а на то, чтобы разделаться с тем, другим, у вас не хватает воображения. Отсюда безнадежность. Вам недостает гибкости, гибкости! - Лефти ткнул в меня неимоверно длинным, подвижным пальцем. - Мы, возможно, упустили шанс возглавить Европу, - сказал он. Но главное - заслужить это право. А тогда, возможно, появится и новый шанс.
