Тари судорожно вздохнула.
Император!
Под мышками набухал холодный пот. Одно неверное слово, непочтительный жест, и не розги даже - виселица.
- Сколько тебе лет? - спросила темнота.
- Семнадцать...
- Ребенок. Что ты здесь делаешь?
- Честно? - вырвалось у нее.
- Ты не умеешь врать... Почему ты здесь, Тари? Раздетая, беззащитная - тебя выбирают, как вещь. Тебе это нравится?
- А бывает по-другому? - осмелев, спросила она.
Короткий смешок.
- Редко. И не в твоем случае. Так почему ты избрала такую судьбу?
- А что еще остается? - Тари выпрямилась. - Выйти замуж и доить коров с утра до вечера? В чужой семье, где каждый норовит пнуть и унизить? Где я хуже прислуги?
- Разве тебя не учили, что семья - доля женщины?
Голос был сухой и ироничный. Тари не могла понять, говорит ли он серьезно или насмехается.
- Но я хочу любить. А если меня не... какой смысл? - почти прошептала она.
Голос молчал.
- Я могу вернуть тебя домой, к семье, - наконец сказал он. - Ты ни в чем не будешь нуждаться. Хочешь?
Император... Тари прикрыла глаза.
Что, если бы за занавесью стоял император? И велел бы ей... велел бы...
- Я никогда не видела его в лицо, - сказала Тари вслух. - Ни разу. А я хотела бы.
Невидимый собеседник вздохнул.
- За тобой придут.
Струи горячей воды лились с потолка, стучали по голым плечам в такт заходившемуся сердцу. Тари зачерпнула пены из чеканной серебряной чаши, провела пальцами по животу. Внутри все сжалось.
Мозаика на полу, окна из цветного стекла... Тари на миг прикрыла глаза. Тонкая рубашка липла к влажному телу, а руки, вдруг ставшие непослушными, не сразу справились с бронзовой дверной задвижкой.
Заперлась от императора... Тари с трудом сдержала нервный смешок, выходя из ванной. Прикрыла ладонью рот - и заметила, что в опочивальне она больше не одна. На широком ложе за полупрозрачной вуалью балдахина лежал человек.
Тари нерешительно приблизилась. По белоснежной подушке разметались светлые волосы. Полы легкого халата раскинулись на покрывале, как крылья бабочки. Глаза человека были закрыты.
Но ее удивило не это. Ее будущий любовник и властелин оказался куда моложе, чем она предполагала. Тридцать? Тридцать пять? Двадцать девять?
И он вот-вот откроет глаза...
Голова закружилась. Торопливо отвернувшись, Тари шагнула назад, но поскользнулась на гладкой мозаике и не удержалась на ногах.
Сильные руки подхватили ее.
- Тихо. - Тари узнала голос вчерашнего собеседника. - Закрой глаза и дыши.
Глаза закрылись сами собой. Тари вдохнула и почувствовала его запах: легкий, едва уловимый аромат горящего воска, древесного дыма.
Она обернулась. На кровати никого не было. Значит, тот, кто ее держит...
- Вы... - прошептала она.
- Я. Молчи.
Холодные пальцы коснулись горящей щеки. У Тари подкосились колени.
- ...Представь себе остров в море. Раскаленные камни под босыми ногами, душное солнце, колючие заросли. Хочется пить... хочется убежать. Разочарование, да? Ведь когда ты смотрела на резную картинку из перламутра, ты видела лишь парус на горизонте, прохладную воду, душистые цветы. Издалека все сладко. А вот вблизи...
Они лежали на низкой узорчатой кровати, соприкасаясь плечами. Думать было немыслимо, и Тари вцепилась в чужую ладонь, как узник - в догорающую свечу.
- Зачем я здесь? - прошептала Тари. - Почему вы выбрали меня?
- Как ни странно, мне показалось, что ты меня полюбишь.
- Это еще одно испытание? - шепотом спросила она.
- Хуже. - Его голос эхом облетел комнату. - Это настоящая жизнь.
Ложе качалось, как лодка. Далекий потолок казался небом. Император смотрел на нее, и под этим взглядом она проваливалась, таяла, тонула...
- Ты понимаешь, что с тобой могли сделать? Кого готовят из девочек для лысеющих вельмож?
- Подруг... возлюбленных... фавориток...
- Разумеется. На год-другой. Потом они оказываются в гареме из таких же дурех, в дешевых публичных домах - или в гробу, если удачливая соперница прибегнет к яду. Это обычай, к которому не подступиться даже мне.
- Тогда почему вы вообще там были? В том зале, где нас выбирали?
- Я закрыл тот дом, - последовал ответ. - Торговцев живым товаром это не остановит, но будущие наложницы получат передышку.
Тари невольно фыркнула.
- Передышку? Работая в поле? Или, может, разнося пиво в гостиницах?
- Очень немногие фаворитки доживают во дворцах до глубокой старости, - негромко сказал тот, кого называли императором. - Редкие вельможи оставляют их при себе, зачастую пренебрегая всеми приличиями... я никогда не понимал, почему.
- Может быть, им тоже хочется быть счастливыми?
Стало очень тихо. Потом легкая рука мягко коснулась ее волос.
- Может быть...
Тари не заметила, как уснула.
Вечером в спальне зажглись огни. В голубоватом свете, с зелеными растениями, заглядывающими в окно, с причудливыми тенями, изгибающимися на полу, - казалось, опочивальня переместилась под воду. И воздух был прохладный, гладкий, как шелк.
- ...Для чего живут императоры? Если их никто не видит, кроме официальных церемоний, законы придуманы давным-давно, а по всей империи правят наместники?
- Ты мечтала посмотреть на меня, а теперь пренебрежительно спрашиваешь, зачем я вообще нужен? Не самый лучший способ завоевать мое доверие, знаешь ли.
- А вы мне доверяете?
- Больше, чем ты думаешь.
Тари кашлянула.
- Можно... можно еще вопрос? Почему вы выбрали меня? Ведь...
- ...Императору с радостью покорится любая, - завершил ее собеседник. - Да. И будет плести интриги, упрочивать свое положение, тянуть родных ко двору. Ты - единственная, кого это мало волновало. К тому же ты не ладишь с семьей.
- И это все?
- Если я скажу, что влюбился в твои широко раскрытые глаза с первого взгляда, ты мне поверишь?
- Нет...
- Вот видишь, ты уже учишься.
Тари глубоко вздохнула. Она сама не знала, что отогнало страх. Домашний теплый блеск светильников у входа? Или блюдо с рыбой, что лежало между ними? Ее доставили в сверкающем льде, на ярких воздушных шарах; выловили из моря утром...
Море... Купаться с императором...
Ее избранник молча смотрел на нее. Тари наклонилась, и, теряя сознание от собственной смелости, поцеловала его в губы.
Ощущение нереальности захлестывало ее, словно морские волны. Ее руки обвили его шею; он расстегнул ворот ее рубашки. Светильники начали гаснуть, и вокруг легли темно-синие тени, как на большой глубине.