Лева работал с упорством и ожесточением, выматываясь сам и выматывая своего единственного помощника. Лева очень изменился за эти дни. Черты лица у него заострились, глаза ввалились, голос стал резче и деловитее. Даже Борис Ильич смягчился и сказал, что Лева работает мастерски, но юноша не улыбнулся, слушая похвалу.
Он, видимо, очень тяжело переживал свою ошибку и однажды, далеко за полночь, когда все уже разошлись из лаборатории, как-то спросил меня:
— Григорий Андреевич, а бывали у вас дни, когда жизнь казалась неинтересной?
Я понял, что Лева высказал свою затаенную мысль, и поэтому ответил очень резко:
— Да, иногда в ранней молодости, когда я думал, что жизнь — легкое дело. Тогда мне случалось падать духом, а сейчас я уже не помню, из-за чего.
Я с удовольствием отметил, что Лева внимательно обдумал мои слова. Прежде он возражал не задумываясь.
— Тут гораздо сложнее, — вздохнул он. — Я вам поясню на примере… Представьте себе, что вы начали новый рассказ… или, скажем, не рассказ, а картину… или чертеж. Вы дали себе слово обязательно сделать этот чертеж на пятерку. И вдруг в самом начале работы — клякса. Ее можно стереть, счистить ножичком, так что не будет видно, но бумага уже испорчена. И до самого конца вам придется думать не о качестве, а о кляксе, обходить опасное место сторонкой и снова и снова подчищать расплывающиеся на ворсинках линии. Я говорю о том, что мне не хочется жить на три с минусом.
— Лева, голубчик, — сказал я ему, — послушайтесь доброго совета. Меньше раздумывайте о самом себе. Имейте в виду: слово "единоличник" вымирает в русском языке. Пореже говорите "я", "мне", "мой", "личный", "собственный". Это устаревшие понятия. Важен результат, а не аплодисменты. Тополь Кондратенкова создан сотнями тысяч людей: трактористками Голубцовой, комсомольцами Сталинграда, колхозником Щекиным, девочкой Верой Дмитриевой и многими другими. Их имена не упомянуты в ботанических каталогах, но важен факт-порода существует. И она будет расти для наших потомков, когда о нас с вами исчезнет память… У вас есть возможность вложить свой труд в это нужное дело — так работайте же щедро, не думая об отметках! Отметки вам поставят в свое время. К счастью, мы живем довольно долго и успеваем сделать не один чертеж. Следующий раз вы уже не начнете с кляксы.
Лева уклончиво покачал головой.
— Но дело не только во мне, — заметил он: — я говорю, что она не забудет.
Видимо, больше всего Леву смущало то, что его провал произошел на глазах у любимой девушки, что для нее он, Лева, уже никогда не будет безукоризненным.
Но только я хотел начать речь в защиту серьезного чувства, как в коридоре послышались шаги. Кто-то резко распахнул дверь, и на пороге показалась Верочка. Твердым шагом девушка направилась прямо в наш угол. Я встал, чтобы не мешать объяснению, но, заметив меня, Верочка остановилась, решимость, очевидно, изменила ей, и, глядя в сторону, она спросила:
— Может быть, я вам могу помочь, Григорий Андреевич?
— Я думаю, Григорий Андреевич, мы справляемся с работой, — заметил как бы про себя Лева.
Я рассердился на эту комедию:
— Бросьте вы, в самом деле! Садитесь, Вера. Дело движется. Вот видите-сводная таблица анализов за последний день. Это почва с контрольных гнезд. Можем отчитаться в любую минуту.
Девушка вздохнула и села рядом со мной.
— Здесь ошибка, — показала она на одну из цифр. Вероятно, нужно переставить запятую.
— Я думаю, все правильно, Григорий Андреевич.
— Магния не бывает так мало в почве.
— А у нас так получилось.
— Но это чепуха!
— Не занимаюсь чепухой.
Верочка встала, явно обиженная.
— Потрудитесь переделать айализ, товарищ Торопов, — сказала она официальным тоном и вышла за дверь.
— Ну, зачем вы так?.. — начал было я.
Но Лева отмахнулся. Я внимательно взглянул на его лицо и, к удивлению своему, увидел, что Лева улыбался улыбался впервые за эти дни открытой, радостной, светлой улыбкой.
— Так, значит, это магний! — воскликнул он, ударив ладонью по столу. Магния нехватило. Вот и ответ, почему желтели листья, почему засыхали все наши тополя, вот и рецепт лекарства. Магний! Но кто бы мог подумать? Его всегда хватает с лихвой любому растению… да, любому, кроме нашего.
Я кинулся к двери:
— Верочка! Вера, послушайте!..
Лева удержал меня за рукав.
— Кажется, вы увлекаетесь, Григорий Андреевич, — сказал он, в точности имитируя интонацию своей подруги. Садитесь, будем проверять анализ.
* * *
На следующий день мы вторично заложили гнезда, а еще через неделю новые, безупречно здоровые деревья превзошли в росте своих предшественников.
Глава 12. Дело идет к концу
Итак, победа приближалась, дело подходило к концу.
Что может быть радостнее этих слов! Статистики, осторожные и точные люди, которые даже о жизни и смерти разговаривают цифрами, отмечают, что в последний час работа идет лучше, чем в предпоследний.
Дело идет к концу. Заканчивается подъем. Долгие часы с альпенштоком в руке вы карабкались на вершину пятой категории трудности. Вы слепли от снежного сверкания, падали на скользком льду, вы подтягивались по веревке, и камни с грохотом сыпались из-под ваших ног. Вы вытащили из пропасти товарища и сами чуть не свалились в пропасть. У вас была горная болезнь, и кровь на губах, и ломота в затылке. Но все позади, все забыто, когда вы видите, что вершина рядом и через какую-нибудь сотню шагов вы поставите на ней флаг.
Или, например, вы посадили сад. Из далекого питомника вы привезли тоненькие гибкие веточки, вы ухаживали за ними — поливали, подкармливали, опрыскивали жидкостями. снимали гусениц, загораживали от ветра и зноя, выпалывали сорняки, — семь лет изо дня в день вы возились. оберегая своих питомцев. И вот осыпались первые цветы, завязались плоды и первый урожай созрел на ветках задтра вы начнете уборку.
Мне посчастливилось родиться в стране больших дел и больших побед, И вместе со всей страной я принимал участие в общем труде и радовался, когда приближалась победа. Я помню эти веселые дни, когда электрики монтировали распределительные щиты на "Куйбышевстрое", когда рабочие полировали мрамор на новык станциях метро, когда командиры батарей отдавали приказ: "По Берлину огонь!"
Я считаю, что это был самый радостный день в моей жизни. Четыре года все мы жили и дышали надеждой на победу. Мы добывали ее под Москвой и в горящих кварталах Сталинграда. Мы шли за ней от Волги до Одера. И вот долгожданный час наступил. По Берлину — огонь. Рвутся снаряды на Фридрихштрассе. Это самые последние снаряды. На мостовых Веддинга грохочут советские танки. Завтра над рейхстагом взовьется красный флаг, оповещая о том, что война закончена и начинается новая эпоха — эпоха мирного труда.
