— Прости, — только и смог повторить Люций.
— Ничего страшного. Запомни одну вещь — когда нас вытряхнут отсюда, держись рядом со мной на расстоянии вытянутой руки. И не щелкай клювом: я побежала — ты бежишь рядом, все объяснения потом. Иначе не вылезем.
— Вы… кто?
— Твой ангел.
— Сегодня не надо шутить. Пожалуйста.
— А чем не день для шуток? Не хуже прочих. Полынь — она здесь, — Мардж постучала себя по лбу. — И больше нигде. Расскажи-ка мне лучше, что тебя дернуло уйти из Шиповника в этот дурдом?
Через проход и направо от их клетки завизжал и завыл выродок: Марджори невольно бросила туда взгляд; Люций, напротив, втянул голову в плечи и отвернулся. Что-то очень страшное происходит, что-то очень плохое. В какое-то мгновение клетка оказалась видна на просвет: открылась задняя ее стенка, а передняя въехала вовнутрь. Механизм выдавливал бедного выродка из его клетки куда-то в гулкое и ярко освещенное пространство. Его там встретили свист и улюлюканье тысячной толпы.
— У Чины и Гракха скоро родится ребенок, — быстро сказал Люций. — Я уже не буду Младшим Дома. Это бы ничего, я к маленькому не ревную, но… в Доме есть Старший, Младший и остальные. Остальные не в счет, им приказывают, они исполняют. Гракху повезло, он вон какой, но и он повинуется, когда милорд приказывает ему. А я? Что я такое? Вот я и решил… Я знал, что Альбин пойдет, что это достойное деяние. Пройти сквозь ад и вернуться иным. Понимаете, это важно. Я буду защищать вас, сколько смогу.
— Ё! — с сердцем ответила Мардж. — Нужна мне твоя защита, цыпленок…
— Возможно, она нужна мне.
Затем за ними пришли и извлекли из клетки обоих разом. Отвесив несколько более или менее удачных пинков и получив за них равным числом досадных ответных пощечин, Марджори и Люций все же оказались на арене. Видимо, их придерживали «на сладкое», потому что песок был уже весь истоптан, и глубокие борозды живо говорили о том, что какие-то тела отсюда уже выволакивали.
Это страшно, когда ты на арене. Столб света наведен на тебя, все смотрят и ждут, и каждый считает, будто ты ему всей своей жизнью должен. Оказавшись в кругу, Мардж первым делом увидела большие круглые часы над залом. Полчаса до полуночи.
Затем она увидела лица.
Тысяча существ, чьи лица сливались в полосы, сидели тут ярусами, на скамьях амфитеатра, свистели, улюлюкали, колотили по скамьям и вопили. Здесь ведь не только орки, тут… все. Гномов разве что нет. Ну и эльфов.
Посреди арены метался несчастный выродок, доведенный стрекалами до исступления. До безумия, если у него вообще когда-нибудь был ум. Весь исцарапанный, глаза налились кровью и закатились, но передвигался он живенько: скачками, на согнутых ногах и опираясь на кулаки. Кулаками он и орудовал, опуская их с размаху на песок, как два кузнечных молота.
Сказать по правде, выродка Мардж заметила в последнюю очередь. Рев цирка так тяжело бил в уши, что она разом оглохла.
Дело, в общем, такое — полчаса продержаться.
— Мардж! Эй, Мардж! Это мы! Покажи им!
Угу, это они. Сидят во втором ряду, машут, лыбятся во все зеленые морды, хрустят жареной картошкой.
— Это Марджори Пек!
— Вранье! Та Марджори из оков уходила. Чего б она тут ждала? Не! То не Мардж!
У нее отнялись ноги, когда она увидела в пятом ряду Дерека. Рыжие волосы, связанные в хвост, длинное кельтское лицо, совершенно белое, каждую веснушку пересчитать можно. И неподвижное.
Люций выдернул ее из-под удара выродка. Тот, видимо, понял, что пока он гвоздит этих новых, его не колют. Эльфик так сильно дернул Мардж за руку, что она чуть не взлетела. И растянулась на песке, который забил ей глаза и рот. Сплюнула и обнаружила, что потеряла туфлю. Ну и ладно. И вторую долой, так даже лучше, меньше шансов лодыжку подвернуть.
Хохот. Она заставила себя не слышать. Сейчас она встанет на ноги и сломает им кайф. Ей и нужно всего-то несколько шагов. Где этот паршивец? Иди сюда! Ближе!
Ближе не получилось. Двое блюстителей арены в масках, с копьями-стрекалами не давали выродку потерять их. Он, может, и рад бы был в угол забиться, но на арене нет углов. Следя за кулачищами, способными размазать ее по песку, Мардж совсем забыла про тех двоих, управляющих действием. Один подставил ей под ноги копье, а когда Мардж его перепрыгнула, ударил ее древком под коленку. Она снова упала и зажмурилась, потому что показалось, что выродок вот-вот на нее наступит.
Люций рванулся вперед и сыпнул чудовищу песок в глаза. Выродок взвыл и завертелся на месте, слепо молотя кулаками вокруг. Уводя его от Мардж, Люций ногой смазал страшилищу по физиономии: раз, а потом еще раз и еще, кончиками пальцев, но, видно, и кончиками он жалил, как хлыстом. Умница! Это в клетке было страшно, здесь бояться некогда. Поздно бояться.
— Руку давай! Держись!
Уворачиваясь от стрекал и пригибаясь, чтобы не получить по голове, они помчались вдоль бортика, как белки от пожара.
— Вот! — ликовал Куси. — Вот щас увидите!
Марджори показалось, что Дерек встал…
Обычно ей хватало восемнадцати, но, впрочем, число это не было постоянным: она ориентировалась, скорее, на острый холодок в груди. Вот еще немного… Мардж затормозила на всем ходу, Люций пролетел чуть вперед, дернул ее, но руки не разжал. Тут копья. Повернем, и обратно…
Вот сейчас, на три-четыре… пологий склон, жухлая трава, схваченное морозом озеро, узкое, как меч, кострище… волшебное место под именем Безопасность.
И ничего не случилось. Они никуда не перенеслись. Та же арена, те же уродливые хари по кругу, возбужденно требующие ее смерти и пьющие последний миг Полыни. Мардж почувствовала жгучую обиду, словно ее предали. Она была так ошеломлена, что застыла столбом; если бы не Люций, пала бы легкой жертвой.
— Почему?! Но… почему?!
Презрительный гогот:
— Я ж говорил, никакая она не Мардж!
Она схватила эльфика за руку и снова потащила, ныряя, как кошка, в малейшие зазоры меж теми, кто намерен был наконец подогнать ее к выродку.
— Эй, Поганцы! В следующий раз оружие им дайте! Прикольнее будет!
Беспорядочно мечущийся взгляд опять выхватил Дерека. Муж протолкался к самому бортику, обтянутому красным велюром: тот приходился Дереку по пояс, а со дна ямы даже выродок не достал бы макушкой. Разумная предосторожность, учитывая, что в круг пускают диких зверей.
И вдруг он отвернулся. Повернулся к ней спиной, и еще руками на бортик оперся, будто ему все равно. Большими загорелыми руками в золотом пуху и веснушках, заметно вздрагивающими, словно от напряжения. Бросил ее одну!
Это ведь Полынь! Никто никому ничего не должен. Ты уже видела, что бывает в Полынь с постылыми женами. И сама-то час назад носилась, как менада, опьяненная свободой, и разве думала тогда, что вернется в свой-каждый-день? Ведь нет, ведь сидя с мальчишками у костра, желала остановить мгновение, остаться в нем, как в куске янтаря, пусть даже и в Полыни.