На этот раз процесс концентрации прошел быстрее, чем обычно. Уже через несколько минут кожная чувствительность дала о себе знать. Анне медленно подняла ладони; теперь тела касались только кончики пальцев. Они были единственным сопряжением, через которые поднимался внушаемый ритм дыхания.
Зуд стал интенсивнее. Анне осторожно стянула перчатки и вытянула руки. Хватило бы одного лишь неловкого движения, толчка, чтобы нарушить внутреннюю гармонию.
Когда появились первые оптические впечатления, Анне сразу почувствовала, что сегодня что-то было немного иначе, чем обычно. Картинки были испещрены толстыми, серыми, вертикально и горизонтально проходящими линиями, цвета искажены: оранжево-розовый халат светился в густом пурпурно-красном, серые корешки книг на полках мерцали белым, коричневые рабочий стол и кресло были черным как ночь. Было так, словно, рудимент повышал определенные оттенки и нюансы, перемещал их в темном и светлом диапазонах.
Линии решетки расходились, словно влажные чернильные пятна на промокашке, утолщались, сужая ромбы между собой. Квадраты превращались в многоугольники, затем в крапинки, точки. И цвета тоже менялись. Насыщенные тона бледнели: пурпур стал ярко-красным, охрой, желтым; кромешно черный светло-голубым, серым; белый цвет окрашивался дымчато. Отставал однотонный свинцово-серый, который заполнял точки между решетками.
Анне повернула ладони, направила их к себе. Ее лицо предстало перед ней как на плохой телевизионной картинке: серое, крупнозернистое — растровая съемка!
С краев в «запись» протиснулись более темные и более светлые пятна. Она расплывалась в нескольких местах, в других она четче. Было так, словно картинка мерцала, и Анне сначала подумала, что у нее дрожат руки. Но сами пятна стали обрывками изображения, которые наслаивались друг на друга и перекрывали друг друга. Выкристаллизовывалось два плоских образа: Один был слегка выпуклым, расположенным по отношению к второму под тупым углом; этот второй, больший по размеру, был пористым, снабженным полусферическим наростом и заканчивался перед цепочкой тупых пирамид.
Поначалу очень смутно Анне почувствовала, что эти два образа представляли собой корпус «Пацифики» и равнину с экспериментальной палаткой и вулканами — совсем такие, которые должны предстать перед наблюдателем, который стоял перед шлюзовой камерой и смотрел на запад. Очевидно сейчас между оптическими ощущениями рудимента пробивались обрывочные воспоминания, хранящиеся в памяти. И, действительно, «растровая съемка» лица размывалась все больше. Анне попыталась остановить этот процесс, и со всей силой воли концентрировалась на кожном восприятии. Безуспешно. Воспоминания становились все сильнее, все четче выходя на передний план.
Были ли ее старания напрасными? С налетом злости Анне открыла веки. Она испугалась. Кормовая часть «Пацифики» и равнина все еще были у нее перед глазами — не смутные схемы, которые диктовались воображением или памятью, а резкая, наглядная, реальная. Одновременно ей показалось, что она больше не лежала на кровати, а стояла вертикально рядом с внешней перегородкой. Сбитая с толку она нащупывала простыню, подушку под своей головой — руки натолкнулись на пустоту.
На несколько секунд внезапный страх сдавил ей горло. Но бурление быстро прошло. По-другому и быть не могло: она спала и видела сон.
Действительно ли она видела сон? У Анне было такое впечатление, словно она спускалась с посадочной платформы на равнину и чувствовала движения своих ног, слышала свое дыхание. Она двигалась вплотную вдоль выпуклого корпуса космического корабля в направлении кормовых двигателей. Она шла не бесцельно. Было так, словно незримое Нечто взяло над ней контроль или определяло цель словно стрелка компаса. Она проползла под корпусом корабля, который массивно покоился в темноте на гидравлических амортизаторах, свернула на уровне кормовых двигателей по правую руку, и пошла по пути, по которому еще никогда не шла: в южную часть равнины, туда, где последние отроги гор примыкали к горизонту.
Горы были кромешно черными, а небо фиолетовым. Диск Сатурна висел в зените, словно вылитый из ртути.
Чем дальше Анне отдалялась от «Пацифики», тем чаще ей попадалась галька. Сначала это были всего лишь камни размером с кулак, затем большие по размеру, гладко отшлифованные булыжники; наконец ей преградил дорогу обломок весом в несколько центнеров. С расстояния они всякий раз казались ей однотонно серыми, но вблизи словно составленные из сот, более темных и более светлых точек. У их странных угловатых теней тоже была крупнозернистая структура, и Анне снова показалось, словно она смотрела не на настоящие предметы, а на растровое изображение.
Она обошла камни, как могла, и подивилась своему чувству ориентирования. Ведь несмотря на то, что ей все чаще приходилось сворачивать и то и дело даже она была вынуждена возвращаться на десяток шагов, чтобы обойти препятствие, она констатировала, что она ни разу не сбилась с выбранного направления: Она придерживалась точно южных отрогов вулканов. На вопрос, что она вообще здесь делает, она не могла ответить. Напротив, смутное представление, что она шла вовсе не из своих побуждений, а слушалась «чужой» воле, все больше становилось ей ясным.
Теперь она шла вдоль узкой траншеи, которая бесконечно тянулась в длину и постепенно принимала характер ущелья. После резкого поворота она внезапно закончилась. Перед ней громоздилась гладкая, свинцово-серая стена, восемь-девять метров в высоту.
Откинула голову назад и посмотрела сверху вниз на края ущелья, которые выделялись на фоне темно-синего неба серебряными полосами. И снова она удивилась сильному контрасту цветов.
Очевидно, она совершенно потеряла способность воспринимать тонкости, оттенки.
Взобраться на отвесную стену она не могла. Но может быть преодолеть ее прыжком? Она улыбнулась. Восемь-девять метров несмотря на низкую силу тяжести было слишком высоко.
В следующий момент она вскочила. Это был прыжок с места, без разбега, с вытянутым телом.
Устремившись ввысь, словно пружина, она долетела до края ущелья, достала до него и упала в снежную дюну. В воздух, кружась, поднялось облако снежных кристаллов.
Анне ошеломленно поднялась. Она не понимала, что только что произошло. Она вообще не хотела прыгать. Она пошла дальше, несмотря на то, что ландшафт расплывался у нее перед глазами. Словно сквозь завесу тумана она то и дело видела пару остроугольных образований: обломки льдины или скалы.
Она перешагнула через расселины во льду, взобралась на плоский холм. Затем она стояла на плоском плато, тяжело дыша, уставшая. Она присела.
