- Действие происходит через несколько тысяч лет. Немец-психолог английского происхождения Кельвин летит на исследовательскую станцию на планете Солярис (это где-то в районе альфы Лебедя)...
- Можешь не продолжать... Что же делать?
- А знаешь что, когда меня вызовут в МГБ, я предложу им такой план: ты уезжаешь на Украину к одному моему давнему другу, а тем временем...
- Меня удивляет либерализм данного ведомства.
- Да перестань ты паясничать! У тебя какие-то вурдалакские взгляды на жизнь. У всякого ведомства бывают провалы в работе, да и ситуация неординарна. Быть может, ты ещё понадобишься.
- Знаешь, с тех пор, как я взглянул на себя со стороны, так сказать, мне часто бывало стыдно за себя самого.
- Ну знаешь! я тоже был весьма удивлен твоим вариантом моей биографии, да и вашим вариантом истории вообще.
А за окном нарастали сумерки, обволакивая пространства чернильно-серой вязкостью весенней ночи. Этот мир существовал реально, он существовал независимо от меня и моих знаний о нем. А мое сознание все еще прерывало в состоянии солипсизма. Но я нашел выход.
АВЕНТЮРА ДЕВЯТАЯ,
в которой меня спасает от сумасшествия маленькое дорожное приключение, и я нахожу доказательство реальности моего существования.
Поэтому женщины всю свою жизнь остаются детьми.
А.Шопенгауэр.
Существует множество вариантов интеллектуального помешательства, даже весьма экзотических. Помню, когда я только начинал учиться на первом курсе, один студент сошел с ума из боязни потерять земное тяготение; он постоянно держался за какие-либо закрепленные предметы, а вне дома ползал по земле, судорожно хватаясь за пучки осенней травы: ему все казалось, что наш ничтожный по космическим масштабам шарик не удержит его, и он унесется в мировое пространство, где холод и нет кислорода.
Когда пятнадцатого мая я въезжал в городскую черту Москвы, смятение, царившее в моем мыслительном пространстве, было сродни тому вихрю, который образуется в голове человека, читающего сразу пятьдесят книг. В полупустом экспрессе я делил свое купе со среднего возраста православным священником, едущим на какой-то симпозиум в Сергиев Посад. По необъяснимой причине я всегда вызывал доверие у этой категории людей, может быть, потому, что я вполне мог бы стать истым священнослужителем, если бы не был навеки влюблен в исконную Природу, обожествляемую моими белокурыми предками. Священник оказался ярым советистом:
- Никакие гонения на Церковь со стороны Советской Власти не сравнимы с тем глумлением над православием, которое ожидало бы нас в России Керенского. Свобода совести, видите ли, Вальдемар, есть неслыханное оскорбление Церкви, ибо она ставит ее на одну доску с ересями. И мы понимаем, что в конечном счете коммунисты ближе нам, православным, и душой и разумом, чем какие-нибудь пошлые баптисты. Ведь многие революционеры вышли из духовных семей. А Сталин, вы же знаете? учился в духовной семинарии. Вы знаете, что в 46 году он хотел помазаться на царство?
- Да, я знаю...
- А то, что Сталин вернул нам браки, воскресенья, что он спас названия наших русских городов, которые троцкисты в двадцатые годы хотели просто пронумеровать? Да, да, называть по номерам!
- Я знаю это, да.
Священник был несколько удивлен моей осведомленностью.
- Сталин был консерватором, - продолжал я. - Идеалом государственного устройства для него была Российская империя прошлого века. И вся его деятельность - это неуклонная реставрация дореволюционных порядков.
- Да, скорее всего, вы правы, Вальдемар.
На перроне, как и в сороковые годы, проверяли документы. Комсомольская площадь, где встречались приезжие из Казани, Ленинграда и Ярославля, была запружена народом. Уже темнело, и я заторопился в недорогую привокзальную гостиницу. Я бывал в Москве всего два раза в жизни, и мне не нравился этот город.
Стоя в длинной и малоподвижной очереди в регистраторскую в холле гостиницы, я смотрел по телевизору юморину "Выбор Веры".
Вначале на эстраду вышел не то вавилонский маг, не то индусский махатма. Он воскликнул:
- Кара-бурзу-бурзу! - и тут же пояснил. - Кто понял, тот познал шестую истину третьего уровня.
Потом появился баптистский проповедник с дебильно-детским выражением лица:
- Дорогой друг, открой свое сердце Иисусу и купи акции Иисуса. Всем известно, что акции такой великой компании, как "Дженерал моторс", дают прибыль не более десяти процентов. Десяти процентов! Но я верю, дорогой брат, что акции Иисуса дадут тебе прибыль в тысячу процентов! Подумай: тысяча процентов в Иисусе!
Последним шел под соответствующую мелодию раввин с куриными перьями в пейсах.
- Так это же Степка из Виленского юденблока! - крикнул кто-то из выборщиков. - Как вы там, Степка, живете?
- Плохо нам, евреям: в воскресенье работай, свининку не ешь...
- А ты, может, еще и не пьешь?
- А где это в Заповедях сказано: "Не пей"?
Едва я с усталым удовольствием откинулся на спинку кресла в одноместном уютном номере и протянул руку к лежащему на столике рядом журналу "Вокруг света", в дверь постучали.
Имея во всех стратегических пунктах Европейской части СССР многочисленных родственников, я никогда не пользовался гостиницами и не знал, что следовало делать в этом случае. Я сказал первое, что пришло на ум:
- Да, да! - ожидая, что в номер ворвется банда грабителей, или запустят гремучую змею.
Вошла девушка в длиннополом черном плаще (я вообще заметил в советской моде тенденцию к длинным женским подолам, что, правда, было лишь перепевом германских мод под влиянием бургундца-Кардена) и с маленьким дорожным чемоданчиком в светлых тонах:
- Здравствуйте. Я хочу с вами познакомиться.
- У меня нет денег, - пожал я плечами и не соврал (завтра Вальдемар должен был переслать мне аванс в Москву до востребования).
- Что вы? - она вскинула брови. - Не думайте обо мне так. Я приехала одним с вами поездом (в соседнем купе), и у меня нет знакомых в этом городе... Я так и буду стоять?
- Нет, нет! садитесь, - я даже привстал. - Как вас зовут?
- У меня очень экзотическое имя - Инда, - она повесила свой длиннополый плащ в шкаф и села в кресло напротив.
- В тебе... давай уж на ты... в тебе есть что-то восточное.
- Да, моя мама - крымская татарка.
- А меня зовут Вальдемар, - я протянул руку. - Будем знакомы.
- Ты - немец?
- Полунемец-полуукраинец.
- И что же вы, герр, и вы, пан, будете есть на ужин? - она явно кокетничала.
Я заходил по номеру. Хрестоматийного звонка, которым вызывается прислуга, в советских гостиницах нет.
- Здесь даже умывальника приличного нет! - я спустился на первый этаж и заказал в буфете. - Пожалуйста, две порции бифштексов, сыр, два салата, да вот этих, из помидоров, только покраснее, и бутылку сухого.
