Наконец ответ нашелся. Я не был уверен, что он правильный, но ничего другого на ум не приходило.
Мне пришлось его принять, по крайней мере в тот момент.
«Меня оперировали под анестезией. Все происходит у меня в голове». Ответ должен был быть таким. Все остальное не имело смысла.
«И что теперь?» – думал я. Несмотря на душевные страдания от происходящего, надо было улыбаться. Если все происходило в моей голове, разве не мог я все контролировать?
«Правильно, – подумал я. – Я сделаю именно то, что намеревался». А намеревался я найти Энн.
Подумав об этом, я увидел другого врача, который бежал по коридору мне навстречу. Мне захотелось его остановить, но моя протянутая рука прошла сквозь его плечо. «Не важно, – сказал я себе. – По существу, это мне снится. Во сне могут происходить любые странности».
Я пошел по коридору. Проходя мимо какой-то комнаты, я увидел зеленую табличку с надписью белыми буквами: НЕ КУРИТЬ – ИСПОЛЬЗУЕТСЯ КИСЛОРОД. «Необычный сон», – подумал я. Мне никогда раньше не удавалось читать во сне: когда я пытался, буквы сливались. А эта надпись была вполне различимой, хотя и несколько размытой.
«Разумеется, это не совсем сон, – говорил я себе, пытаясь найти ему объяснение. – Быть под наркозом – не то же самое, что спать». Я кивнул, соглашаясь с этим объяснением, и продолжал идти дальше. Энн должна быть в комнате ожидания. Я мысленно убеждал ее не волноваться, успокаивал. Ее страдания воспринимались мною как собственные.
Проходя мимо сестринского поста, я слышал разговор медсестер, но не пытался с ними заговорить. Ведь все происходило у меня в голове. Приходилось с этим примириться и принять правила. Ладно, может, это и не сон – но проще было считать происходящее сном. Пусть сон – под наркозом.
«Подожди, – сказал я себе, останавливаясь. – Сон это или нет, нельзя разгуливать в больничной пижаме». Я окинул себя взглядом и с удивлением увидел одежду, которая была на мне во время несчастного случая. «Где же кровь?» – спрашивал я себя. На миг я увидел себя самого, без сознания, истекающего кровью в момент катастрофы.
И тут я возьми… Нет! Прошу прощения за нетерпение. В-о-з-л-и-к-о-в-а-л. Почему? Потому что, несмотря на замедленное соображение, пришел к одному выводу. Я никак не мог быть тем человеком в кровати. Он был в больничной пижаме, перебинтованный, с подведенными трубками. А я одет, без бинтов и могу перемещаться. Ничего общего.
Ко мне приближался мужчина в уличной одежде. Я ожидал, что он пройдет мимо меня. Вместо этого он, к моему изумлению, останавливая меня, положил руку мне на плечо. Я чувствовал каждый его палец, надавливающий на кожу.
– Ты еще не знаешь, что случилось? – спросил он.
– Случилось?
– Да. – Он кивнул. – Ты умер.
Я с отвращением посмотрел на него.
– Это абсурд, – сказал я.
– Это правда.
– Если бы я умер, то не мог бы размышлять, – заявил я. – И не мог бы с вами разговаривать.
– Тут все по-другому, – настаивал он.
– Умер тот пациент в палате, а не я, – возразил я. – Я сейчас под наркозом, и меня оперируют. В сущности, я сплю. – Я был доволен своими умозаключениями.
– Нет, Крис, – сказал он.
У меня мороз пошел по коже. Откуда он знает мое имя? Я стал пристально в него всматриваться. Я что, его знаю? И поэтому он появился в моем сне?
Нет, вовсе нет. Я испытывал к нему неприязнь. Во всяком случае, я подумал (несмотря на досаду, эта мысль вызвала у меня улыбку), что это мой и только мой сон, и появившийся человек не имеет к нему никакого отношения.
– Идите и разыщите свой сон, – сказал я, испытывая удовлетворение от своей остроумной реплики.
– Если не веришь мне, Крис, – сказал он мне, – посмотри в комнате ожидания. Там твоя жена и дети. Им еще не сообщили, что ты умер.
– Постойте минутку, постойте. – Я стал тыкать в него пальцем. – Это вы сказали, чтобы я не противился, не так ли?
Он хотел было ответить, но я был так разъярен, что не дал ему говорить.
– Я устал от вас и от этого дурацкого места, – сказал я. – Я иду домой.
В тот же миг что-то сорвало меня с места. Ощущение было такое, словно мое тело заключили в металлический кожух и его притянул к себе находящийся на удалении магнит. Я пронесся по воздуху так быстро, что не успел ничего увидеть и услышать.
Все кончилось так же неожиданно, как началось. Я стоял в тумане, осматриваясь по сторонам, но нигде ничего не видя. В конце концов я решил, что надо что-то делать, и пошел, медленно перемещаясь во мгле. Там и сям, казалось, мелькали силуэты людей. Правда, когда я пытался их рассмотреть, они расплывались. Я едва не окликнул одного из них, но потом передумал. Хозяином этого сна был я. Нельзя позволить ему меня одолеть.
Я попытался отвлечься, представив себе, что я опять в Лондоне. Помнишь, как я туда ездил в 1957-м, чтобы написать сценарий? Стоял ноябрь, и я не единожды попадал в туманы вроде этого – настоящий «гороховый суп». Правда, этот туман был даже гуще. Мне казалось, я нахожусь под водой, ощущая повсюду сырость.
Наконец я разглядел сквозь туман наш дом. Эта картина успокоила меня по двум причинам. Во-первых, сам его вид. Во-вторых, то, что я добрался туда так быстро. Такое могло случиться только во сне.
На меня неожиданно нашло вдохновение. Я тебе уже говорил о том, как болело мое тело. Несмотря на то, что это был сон, я все же ощущал боль. Итак, я сказал себе, что, поскольку боль порождена сном, не обязательно ее испытывать. Роберт, при этой мысли боль прошла. Ее сменили чувства облегчения и удовольствия. Разве это не доказательство того, что все происходило во сне?
Тогда я вспомнил, как, сидя недавно на больничной койке, я рассмеялся при мысли о том, что все это сон. Это и был именно сон. Точка.
И вот я без всякого перемещения оказался в прихожей нашей квартиры. «Сон», – подумал я и с удовлетворением кивнул. Я оглянулся вокруг; перед глазами по-прежнему все расплывалось. «Подожди, – размышлял я. – Тебе удалось ослабить боль, почему бы не исправить зрение?»
Но ничего не произошло. Все, что было дальше десяти футов, скрывалось за какой-то пеленой.
Я повернулся на клацающий звук когтей по кухонному полу. В прихожую вбежала Джинджер; ты ведь помнишь, это наша немецкая овчарка. Увидев меня, она принялась скакать от радости. Я назвал собаку по имени, радуясь, что вижу ее. Наклонившись, я стал гладить ее по голове и увидел, что моя рука глубоко уходит в ее череп. С визгом отскочив, она в ужасе помчалась прочь, с плотно прижатыми к голове ушами и стоящей дыбом шерстью, а по дороге сильно ударилась о дверной косяк.
– Джинджер, – позвал я, отгоняя от себя страх. – Иди сюда.
Ну почему она так глупо себя ведет? Я пошел за ней и увидел, что она, обезумев, скользит по кухонному полу, пытаясь убежать.
– Джинджер! – закричал я.
Я готов был на нее разозлиться, но она была так напугана, что я не смог. Она пробежала через гостиную и нырнула под щиток собачьей дверцы.
Я хотел пойти за ней, но потом передумал. Нельзя было позволить ввести себя в заблуждение этому сну, каким бы безумным он ни казался. Я повернулся и позвал Энн.
Никто не ответил на мой зов. Осмотрев кухню, я увидел, что включена кофеварка – горели две красные лампочки. Стеклянный кофейник на подложке был почти пуст. Я выдавил из себя улыбку. «Как всегда», – подумал я. Через несколько мгновений дом про… п-р-о-п-и-т-а-е-т-с-я вонью жженого кофе. Я в рассеянности потянулся, чтобы выдернуть вилку. Моя рука прошла через провод, и я весь сжался, но потом заставил себя улыбнуться. «Во сне всегда все делаешь не так», – напомнил я себе.
Я стал обследовать дом. Наша спальня и ванная. Комнаты Йена и Мэри, их общая ванная комната. Комната Ричарда. Я не обращал внимания на туман перед глазами. Я решил, что это не важно.
Что я был не в состоянии проигнорировать, так это возрастающую вялость. Сон это был или нет, но мое тело казалось мне оцепеневшим. Я вернулся в нашу спальню и сел на свою сторону кровати. Мне стало немного не по себе, потому что кровать подо мной не продавилась – а матрац был водяным. «Брось, – сказал я себе, – сон есть сон. Они безумны, вот и все».
Я взглянул на радиоприемник с часами, наклонившись поближе, чтобы рассмотреть стрелки и цифры. Шесть пятьдесят три. Я бросил взгляд через стеклянную дверь. Снаружи брезжил свет. И все же как могло быть утро, если дом пустой? В это время все мои должны были бы спать.
«Не важно, – сказал я себе, тщетно пытаясь сложить все в уме. – Тебя оперируют. Это лишь сон. Энн с детьми сейчас в больнице, ждут…»
Меня вдруг смутила еще одна вещь. Я действительно был в больнице? Или это тоже было частью сна? Может, несчастного случая вовсе не было? Так много разных вариантов, каждый из которых влияет на следующий. Вот если бы голова моя прояснилась. Но я плохо соображал. Словно выпил спиртного или принял успокоительное.
