— Вам нужно время? — вновь спросил Дмитрий.
Учёный поднял глаза, посмотрел на жену: «Дорогая, вот это кажется Оно!».
«Я с тобой, милый!», — молча ответила ему жена, покраснев от волнения, в этот важнейший в жизни их семьи момент.
— Да. Я согласен работать на вас, — сказал Артур, расплывшись в улыбке.
— Отлично! — одобрительно вновь протянул руку Дмитрий. — Мы изменим этот мир!
Глава первая. 903-й
Спустя 15 лет.
Летний вечер перетекал в ночь. Сумерки уже скрыли стоящие вдали от дороги деревья. Последние красные лучи закатного солнца исчезали в облаках, парящих над горизонтом. Мерный, неторопливый шаг сопровождался шарканьем подошв армейских ботинок об асфальт. Дорога проходила сквозь небольшие ельники и укрытые россыпью диких цветов поляны. Она связывала собой здания и постройки, отдаленные друг от друга, вписанные в рельеф местности, скрытые от фотофиксаций с воздуха. По этому, седьмому маршруту «Объекта 80» двигался патруль: сержант Вавилов и ефрейтор Коваль. Коренастый, крепкого телосложения сержант шёл почти посередине дороги. Его автомат висел на груди, став чем‑то вроде держателя для массивных рук с широкими ладонями и короткими пальцами. Рукава кителя, закатанные по локоть в течение дня и расправленные после захода солнца — такая форма одежды была утверждена в гарнизоне для летнего периода года — уже успели промокнуть от пота. Казалось, что из‑за влаги чёрные и серые кляксы камуфляжа стали ещё темнее. Бронежилет привычно натирал массивные плечи сержанта, его лямки легли в малозаметные борозды на плечах, скрытые одеждой — полк охраны «Объекта 80» долго и часто пребывал в состоянии боевой готовности, при полной экипировке. У правой ключицы, на клипсе, держалась потрескивающая, хрипящая рация. Её тонкую черную антенну периодически касался стебель осоки, кончик которого лениво жевал курносый светловолосый Вавилов.
Худой, сутуловатый ефрейтор шёл левее, по обочине дорожного полотна. Уставший, с винтовкой на плече и тяжёлым бронежилетом на теле он, скорее, волочил ноги, чем переставлял их. Каждый второй‑третий шаг становился шорканьем из‑за «разболтанной» походки парня. Его длинный тонкий нос всю дорогу был желанным местом для комаров. Изредка Коваль сгонял их своими вытянутыми паучьими пальцами.
— Слышь? — спросил сержант, смотря на окрашенные закатным солнцем красные облака вдали.
— М? — то ли простонал, то ли промычал Коваль.
— Или мышь? — в голосе Вавилова слышалась скрытая издёвка.
— Что? — ефрейтор, наконец, очнулся от монотонной ходьбы.
— Чё скис, мля, Ковыль? — приказным тоном, в шутку гаркнул коренастый спутник. — О «барабашках» волнуешься?
Коваль, не меняя шаг, перевёл задумчивый взгляд с сержанта на уходящую вперёд дорогу и приближающиеся массивы складов. Тяжело выдохнув, он ответил:
— Да. Немного.
***
Пару часов назад у одной из рот полка охраны был ужин. Столовая встретила дежурные патрули 3‑й смены привычным тошнотворным запахом варева. Раздача — полоса в виде длинного металлического столика шириной в поднос — была границей между ищущим и искомым, желающим и желаемым, ватагой голодных, потных вояк и кастрюлей котлет. В этом небольшом зале каждый боец в порядке очереди получал белые тарелки с едой и, продвигая поднос по зеркальному покрытию из нержавеющей стали, забирал кружку с чаем в конце раздачи. После этой приятной процедуры его ждала скамья из листа ДСП, привинченного несколькими винтами к железному каркасу. За этим небольшим столом на восемь человек, среди братьев по оружию и обжорству, Коваль мог почувствовать истинное счастье. Для него всё это стало привычным: шесть месяцев в строевой части отбили напрочь привычку выбирать еду, одежду, социум, а ещё два месяца в статусе контрактника здесь — в «восьмидесятке», окончательно сделали единственной дорогой в рай потёртый розовый кафель пола в столовке. Каждая ложка супа, кружка чая, крик: «Рота подъём!», очередной заполненный патронами магазин винтовки, оставляли всё новые и новые камуфляжные кляксы на его душе, на его образе мыслей. Казалось, что другой жизни никогда и не было.
Поставив винтовку к стене рядом со скамейкой, ефрейтор Ковыль — такое прозвище закрепилось за ним в роте охраны — сел за стол к уже вовсю жующим товарищам. В столовке сейчас людей было немного, но всё равно в воздухе висела какофония. В единый гул слились случайные удары вилками о тарелки, ругань поваров — таких же солдат, но из другой роты, суетящихся у больших электроплит и духовок — шум посудомоечного отделения кухни.
Третья смена патрулей ужинала раньше всех. Но кроме неё у центрального прохода, за длинным, человек на двенадцать, столом, со стульями вместо лавок, сидели люди. Это были капитан Саблин, командир 2‑й роты 9‑го полка охраны в/ч 00082, и незнакомый офицер Федерального Бюро Безопасности. Незнакомец был в стандартной для своего ведомства чёрной полевой форме. На погонах вместо привычных армейских звёзд были закреплены два значка в виде миниатюрных золотых мечей. В специальных званиях ФББ никто из военных не разбирался, да и ни к чему им это было. На объекте войска и бюро были двумя параллельными мирами: каждая сторона имела своих покровителей, свою «территорию обитания» и свои задачи. Многие догадывались, а некоторые утверждали, что и сами слышали об одной из задач ФББ на «восьмидесятке»: выявление шпионов в рядах военных. Об этом старались не думать, но сам факт того, что нарушители армейской дисциплины убывали на гауптвахту под конвоем из сотрудников ФББ, а не военной полиции, заставлял вновь и вновь обсуждать неформальные, расширенные полномочия контрразведчиков на «Объекте 80».
Прихлюпывая чаем, негромко, но достаточно внятно для семерых однополчан, солдат с прозвищем Рыжий подметил:
— А у «барабашек»-то ротация.
Сосед этого рыжеволосого парня одобрительно мотнул смуглой головой и, продолжая ловить остатки тушеной капусты по тарелке вилкой, добавил:
— Недавно здесь. Форма — целочка!
Остальные бойцы третьей смены аккуратно, в шесть пар глаз, осмотрели сидящего за офицерским столом сотрудника ФББ, беседующего с Саблиным. Коваль почувствовал неприязнь ко всему живому, исходящую от лица «барабашки»: острый нос, почти незаметные, сливающиеся с впалыми щеками губы, и глубоко посаженные чёрные глаза, будто два уголька от потухшего костра жизни.
Лопоухий младший сержант, сидевший напротив смуглого пулемётчика, прошептал:
— А когда им вспотеть‑то? Морду кирпичом с утра сделали и бродят по корпусам, шпиёнов в штукатурке высматривают. Там и не запылится форма!
Улыбки промелькнули по лицам жующей оравы.
— Да не, у них посерьёзнее работка, — после смешка вставил Рыжий.
— С какого перепугу? — недоверчиво произнёс лопоухий вояка.
— Да вот, курил я сегодня с одним капэпэшником. Ну, тот с полка, что у центрального въезда стоят. Дак вот…
Вавилов, насупив брови, остановил:
— А ты чё у капэпэшников делал? Они в трёх километрах от нашего маршрута находятся.
— Дак это они к нам подошли! Я на маршруте с Гогой был, он подтвердит, — продолжил Рыжий и для подтверждения своего алиби кивнул на смуглого бойца. — У складов мы шли. А капэпэшники за какими-то запчастями для своих машин приехали. Ну, так и пересеклись. Но не суть! Короче, один из них — Витёк, нормальный пацан, рассказал, что с неделю назад два «холодильника» на объект въезжали. Ну эти, машины с восьмью колёсами…
Рыжий сделал паузу, покосился на Коваля и Юру Снежка — ещё одного ефрейтора в их смене. Последний выделялся среди всех белой, как снег, кожей.
— Да видел уже их! — с раздражением ответил Коваль.
— Дак вот, — продолжил рассказчик, — залез он в кузов на осмотр, а там — металлические камеры такие, как в магазинах, только без стёкол. Сплошной металл и подписи краской нашлёпаны на дверцах: «Рыба», «Мясо» и прочее. Ну и идёт, говорит он, значит, между ними — на холодильных камерах замки кодовые, на каждой, и температура там отображается на экранчике, рядом с кнопками. Он чисто для формальности вообще залез туда: день как день был. Прошёл весь тёмный кузов. Потом обратно идёт, фонарём в проход светит, и тут вдруг замигало что‑то рядом. Он смотрит — на одном из металлических шкафов этих экранчик, не как остальные синим светит и градусы показывает, а красным мигает и надпись: «Разморозка». Витёк из кузова кричит: «У вас тут оборудование неисправно!». Ноль, не услышали. Он снова крикнул: «Эй, водила! У тебя оборудование накрылось!». Снова тишина. У кабины, может, стояли все или водитель на КПП документы подписывал, он не знает, но никто не прибежал к нему. И тут, короче, Витя услышал стоны!
