Стало быть, и под мостом не пробраться… Беженцы-то, они, видать, никому не надобны: ни Лыцкой Партиархии, ни Баклужинской Лиге Колдунов…
Поскольку лыцкое левобережье по идейным соображениям переходить на летнее время отказалось, вечер здесь наступал на час раньше. Зеркала заливных лугов отражали золотисто-розовый закат. Меж корней сухого пня, намертво вцепившегося корявой пятерней в пригорок, при желании можно было заметить кое-что, пням, как правило, не свойственное. Некий, короче, шар, покрытый то ли мхом, то ли пухом. Время от времени этот округлый комок шевелился и удрученно вздыхал, что позволяло сделать осторожный вывод о принадлежности его к царству животных – и уж ни в коем случае не растений.
В вышине по-прежнему ныло и скрежетало. Время от времени с небес падал американский штурмовик и с тупым бычьим ревом проходил на бреющем полете над дальним пастбищем. Вконец распоясавшиеся милитаристы гоняли коров…
Анчутку познабливало. Возле старого, высохшего до сердцевины пня беглый домовой чувствовал себя в относительной безопасности. А вот к живым деревьям лучше даже не прислоняться. Березы – патриоты, дубы – коммуняки… Хорошо хоть травка по молодости дней своих зелена, всем довольна и в политику пока не лезет. Лезет к солнышку…
Стало быть, в Баклужино Анчутке не попасть… Даже если завтра он сумеет пробраться к терминалу и проникнуть тайком в какую-нибудь машину, направляющуюся за бугор, – все равно ведь блокпоста не минуешь. А там досмотр… И возвращаться некуда…
Ох, люди, люди… Сначала страну развалили, теперь вот до области очередь дошла… Да и нечисть тоже хороша!.. Эти, к примеру, катакомбные… Откуда они вообще взялись? До путча про них никто и не слыхивал… С виду домовой как домовой, а туда же – задается почище лешего!.. Вы, говорит, советской власти задницу лизали, с органами сотрудничали… Ну, допустим, сотрудничали! А ты в это время где был?.. А я, говорит, в это время в катакомбах сидел…
Ну, укажите в Сусловской области хотя бы одну катакомбу!
Анчутка завозился, устраиваясь поудобнее меж двух корней, и вскоре накрыло его сновидением, да таким, что хуже не придумаешь. Приснился ему старый, будь он неладен, знакомец – следователь НКВД Григорий Семенович Этих. Сибиряк, наверное…
– Ах ты, вражина… – с каким-то даже изумлением оглядев затрепетавшего во сне Анчутку, вымолвил он. – Существуешь, контра? Материализму перечишь, прихвостень поповский?.. Ты же хуже Врангеля, пр-роститутка!..
Анчутка попытался ему объяснить, что все не так, что никакой он не прихвостень – сам, если на то пошло, от попов натерпелся при царском режиме… На коленочке вон до сих пор шрамик – кадилом огрели…
Глаза Григория Семеновича просияли нежностью.
– В попутчики набиваешься? – вкрадчиво осведомился он. – Ах ты, с-сукин кот, подкулачник… Думаешь, не знаем, в чьей ты избе обитал до семнадцатого года?.. Ну ничего – дай срок, покончим с троцкистами, а там и до вас, чертей леших, доберемся! Все ваше семя потустороннее под корень выведем… – Потом вроде как смягчился, смерил оком, спросил ворчливо: – Ну и что он там, этот твой новый жилец?.. Так целыми днями и молчит?.. Может, хоть во сне бормочет?.. Ну там про Карла Радека, например?..
* * *
Внезапно домовой почувствовал опасность – и проснулся. Противоположный берег был еще позолочен закатом, а по этой стороне уже воровато крались от дерева к дереву сумерки лиловых денатуратных оттенков. Прямо перед Анчуткой глыбой мрака квадратилась приземистая фигура в черной рясе. Но что самое жуткое – вокруг фигуры, как солнечная корона в момент полного затмения, сияла косматая, нечеловечески мощная аура алого цвета…
– Кто таков? – прозвучало сверху.
– Анчутка… – прошептал домовой, понимая, что пропал. Уж лучше бы он на лешего нарвался…
Незнакомец помолчал, недоумевая. Действительно, встреча озадачивала: домовой – и вдруг на лоне природы…
– Дом, что ли, сгорел?..
– Нет… – безрадостно отвечал Анчутка. – Сам ушел…
Слова гулко отдавались над вечерней водой.
– А-а… – Незнакомец понимающе покивал. – Беженец… А чего сидишь? Собрался бежать – беги…
Анчутка всхлипнул:
– Плавать не умею…
Кажется, незнакомец усмехнулся.
– Вот и я тоже… – неожиданно признался он и, кряхтя, присел рядом. Изумленно скрипнул от внезапной тяжести старый корень. Алая аура накрыла Анчутку, обдав не то жаром, не то холодом. Домовичок обомлел, потом осторожно скосил робкий выпуклый глазик. В теплом прощальном полусвете, наплывающем с баклужинского берега, он теперь мог разглядеть своего соседа в подробностях.
Был этот человек сутул и грузен. Пегая борода – веником, волосы на затылке собраны в хвостик. Обширная выпуклая плешь, лицо – мрачное и в то же время брюзгливо-насмешливое. От рясы будоражаще веет ладаном и прочей наркотой. На правой стороне груди приколот деревянный орден, почему-то внушающий невольный трепет.
– А ты кто? – отважился Анчутка.
Незнакомец хмыкнул, покосился весело и грозно:
– Про Африкана – слышал?..
Анчутка только ойкнул и вжался спиной в трухлявую кору пня. Слышал ли он про Африкана? Да кто ж про него в Лыцке не слышал?.. Его именем бесов изгоняли, не говоря уже о прочей мелкой нечисти…
– Ну, не дрожи, не дрожи… – Огромная ладонь грубовато огладила вздыбленный загривочек Анчутки, и домовой наконец рискнул открыть глазенки. – Или это ты от холода так?..
– Ага!.. – соврал Анчутка.
– А вот мы сейчас костерок разведем, – утешил страшный собеседник и поднялся, хрустнув суставами. – А то и меня тоже что-то пробирать начинает… Ну-ка, посторонись…
Анчутка поспешно отскочил от пня шага на четыре. Африкан же насупился, воздел широкие ладони и невнятно пробормотал нечто такое, от чего домовой в страхе попятился еще дальше. Разобрать ему удалось всего несколько слов: «Из искры – пламя», – ну и, понятно: «Во имя отца и сына…»
Сухой пень громко треснул и полыхнул – да так яростно, будто солярой на него плеснули.
– Увидят!.. – ахнул Анчутка, испуганно тыча лапкой в сторону моста, наполовину утонувшего в сумерках.
– Да и пес с ними… – равнодушно отозвался Африкан, присаживаясь перед пламенем прямо на траву. – Они ж еще ничего не знают… Может, я сюда на рыбалку приехал… Так, значит, говоришь, Анчутка, выжили тебя из Лыцка?
Анчутка вконец оробел – и потупился. Спрашивал-то не кто-нибудь – спрашивал первый враг всей лыцкой нечисти. Не жаловаться же, в самом деле, Африкану на Африкана… Ой!.. А вдруг никакой он не Африкан?.. Мог ведь и нарочно соврать! У людей это запросто… Нет, все-таки Африкан!.. Вон аура какая… с протуберанцами… Аж обжигает…
