Петрович притушил в глазах волчьий огонь, стиснул мне руку и сказал:
- Начну завтра же, поеду на своей колымаге в Таежный-3 медок продавать... Ну, а уж когда - как Бог на душу положит, сам знаешь наши дела... Но не задержу. Жди.
Дверь за моим гостем захлопнулась, а я устало опустился в кресло и вдруг почувствовал, что стало мне как-то очень нехорошо от нашей беседы. И тогда я сильно засомневался в том, что поступил правильно, втянув Петровича во внеплановую, в общем-то, никому не нужную, и такую опасную работу.
* * *
Старый опер слов на ветер не бросал. Через неделю он сидел у меня с первым докладом о проведенной оперативной работе.
- Знаешь, Николаич, - говорил Петрович, протягивая мне письменный, составленный по всем правилам, отчет, - странно тут все.
- В каком смысле?
- Ну, в таком, что все, что связано с этой Смердиной, с м е р д и т... Он встретил мой недоумевающий взгляд и сказал: - Сейчас поясню, подожди. Значит, заехал я в поселок, с бидончиками медовыми по домам походил, два вечерка у пристани поторговал на ихнем базарчике местном, с бабульками поговорил - все, как полагается. Так вот: как разговор о Смердиной зайдет, всякий-каждый губы поджимает. Слава о ней по поселку плохая идет. И доказать злого умысла никто не может. Вроде, и ласковая она со всеми, и хозяйка хорошая, и на разговор добрая - и в то же время боятся с ней связываться.
Факт первый. Самогон у нее никто не берет: сказывают, что от ее самогона два мужика в поселке концы отдали. Точно свидетельствовать об этом, конечно, никто не может: кто знает, какой самогон те мужики пили. Но почему-то все уверены, что Смердина виновата.
Факт второй. Молоко из-под Смердинской коровы никто не покупает. Дети от этого молока животом маются.
Факты третий и четвертый. Однажды, пару лет назад, сосед Смердиной, нищий фермер Осокин - 55 лет, женат, трое детей и жена в разваленной избе попросился у Смердиной в ее баньке попариться. Она: "Приходите, с превеликим удовольствием! Всегда рада!" Попарился мужик - угорел так, что еле откачали. Жена же Осокина божится, что сколько бы раз за многие годы соседства не брала дрожжей у Смердиной на пироги (у самой-то по бедности никогда своих нет), столько раз у нее не всходило тесто, а пироги подгорали.
- Да это прям ведьма какая-то получается! - воскликнул я. - Слушай, а может быть, она сознательно вредит? В продукты дрянь какую-нибудь подмешивает? Встречали же мы с тобой таких маньячек!
Петрович спросил:
- А экспертиза тех трех трупов, что на ней, как ты выражаещься, висят, показала присутствие в крови отравляющих веществ?
- Нет, во всех случаях отравления не было.
- То-то и оно... - задумчиво протянул он. - Здесь дело темное. Я помню, когда в подмосковном РУВД еще работал, жила у нас в доме такая тетя Катя, пенсионерка. Книг она не читала, телевизор не смотрела, а была у нее "одна, но пламенная страсть": через день ходила на кладбище за похоронами наблюдать... И знаешь, бывало идет с кладбища домой - вся так и цветет: посвежевшая, разрумянившаяся, как после бани. Подпитывалась она, значит, от свежих покойничков энергией. Так вот эта тетя Катя троих мужей схоронила. Правда, в семьдесят лет и себе приговор подписала - повесилась.
- Ты к чему это, Петрович?
- Да к тому, Николаич, что здесь похожая история. Нет здесь криминала. Мистика одна, необъяснимая. Не докажем и не узнаем мы ничего об этих трех смертях, что у нас в головах.
- А ты спрашивал людей об этом?
Петрович безнадежно махнул рукой:
- Спрашивал, много спрашивал. Болтают об этом охотно, только больше всех ты да я знаем, остальное - треп, домыслы досужие.
Я был разочарован. Только теперь я понял, как надеялся на то, что опыт и мастерство опера Петровича сорвут завесу с мрачной тайны гибели моих людей. А оказалось, что тайны-то никакой и не было, во всяком случае, криминальной тайны...
- Ну ладно... - вяло произнес я. - А Смердину-то саму ты видел?
- Вот это - еще нет. Это в мои планы пока не входило. Это - в следующий заход. Это - завтра. - Голос его зазвучал как-то странно суетливо.
Я удивленно посмотрел на него:
- Так ты что, еще будешь копать это дело?
Петрович укоризнено воскликнул:
- А как же, Николаич! Я всегда все довожу до конца!
Я внимательнее вгляделся в его хитрую красную бандитскую рожу и, когда он стыдливо отвел взгляд своих выпуклых, в один момент почему-то ставших блудливыми, глаз, я вдруг все понял. Он любопытствовал! Этому кобелю было очень любопытно, что же это за баба такая живет в поселке Таежный-3, о которой говорят, что у нее в одном месте медом намазано! А в мистику темную, о которой узнал от соседей Смердиной, он ни на грош не верил, и не боялся ничего, одно у него теперь в голове было!
- До какого к о н ц а, Петрович? - мрачно спросил я. - Ты что, разве еще не понял, с кем знакомиться собираешься? До какого к о н ц а? Если ты имеешь в виду свой член, который собираешься засунуть в эту ведьму, то... У слова "конец" много значений! И одно из них - "летальный исход"! Ты об этом не думал?
Петрович деланно-обиженно выкатил на меня глаза:
- Да ты чего мелешь, Николаич! Я для дела стараюсь, сам же меня просил! Если не хочешь - не буду тебе помогать, только мне теперь самому интересно... Уникальная же баба! А вдруг я у нее в доме все-таки какую-нибудь отраву найду!
Я больше не хотел с ним спорить. В конце концов, в его словах был резон, пускай доделает дело. До какого хочет конца, лишь бы не до смертельного. Я махнул рукой:
- Ладно, Петрович, действуй. Только помни, о чем я тебе все время говорю: будь настороже. Жду тебя через неделю. Управишься?
- Раньше управлюсь! - удовлетворенно сверкнул крупными зубами Петрович и вышел из кабинета
* * *
Через неделю он не появился. Не появился и через две. А через месяц после работы я взял из нашего милицейского гаража "уазик" и отправился к Петровичу на пасеку. Его там не было. Правда, полянка вокруг сторожки была чисто выметена и, видно, совсем недавно; ульи - в идеальном порядке; амбарный замок на двери - в свежей смазке. Я заглянул в окна сторожки и увидел, что жилье Петровича убрано, но полированный стол посреди комнаты покрыт тонким слоем пыли. Очевидно, хозяин наведывался на пасеку, ухаживал за своим хозяйством, но долго в нем не задерживался и в домике своем не жил.
Теперь я точно знал, где его искать. Я сел за руль и поехал в поселок Таежный-3.
Бумажка с адресом Смердиной Нины Ивановны лежала у меня в кармане.
- А, Николаич! - Голый по пояс Петрович радостно махнул мне рукой, бросил колун на огромную кучу переколотых дров и широким шагом двинулся от дома Смердиной ко мне. Я снял фуражку, расстегнул китель и положил руки на низенькие фигурные колья ограды. Петрович подошел и встал напротив, и все широко улыбался. А я без улыбки смотрел на него и видел, что он здорово смущен, этот кобель, очень смущен, но изо всех сил старается не показать мне это.
