Он взялся за ручку. Отступив шаг назад, толкнул дверь.
Свет вспыхнул в глазах разрывом динамита... Робко приоткрыв веки, Аргон увидел необъятную равнину, сияющую в лучах полуденного солнца. Куда ни кинешь взгляд, ни одной тени до самого горизонта. В темно-синем небе ни одного облака. Сухой жаркий ветер носит пыль с места на место. Да это просто воплотившийся в жизнь рисунок линии горизонта, с которого начинается любая картина! М-да...
Мел ничего не решил. Все надо создавать сначала. Надо рисовать на этой равнине горы, воду, облака в небе, траву и деревья, зверей и птиц, рыбу в водоемах. Одним словом, надо делать весь мир заново. Упав духом, Аргон повалился на кровать. Слезы потоком хлынули из глаз.
Что-то зашелестело в кармане. А, это газета, купленная в первый вечер, он совсем про нее забыл. На первой полосе жирный заголовок: «Нарушение границы на 30 параллели!» На второй — еще крупнее фотография «мисс Японии». Ниже мелко — «Протест общественной организации района Н по трудоустройству» и «Массовые увольнения на заводе X».
Аргон внимательно рассматривал фотографию полуголой «мисс Японии». Он забыл о самом важном. К черту все остальные события. Надо все начать с Адама и Евы. Правильно. Еву, нарисовать Еву!
Через полчаса перед Аргоном стояла Ева. Удивленно осмотревшись, она спросила:
— Ой, вы кто? Что это со мной?
— Я — Адам. А вы — Ева,— покраснев, смущенно ответил Аргон.
— Вранье! Никакая я не Ева! Я — «мисс Япония»!
— Вы Ева. Правда, Ева.
— Как же, так я и поверила Адаму в брюках, живущему в этой паршивой комнатенке. Странно, как это я здесь очутилась? Я же должна сейчас выступать на открытии фотовыставки.
— Ну как мне вам втолковать! Вы действительно Ева.
— Ах, вы мне надоели. Хорошо. Где тут у вас плод познания? Вы хотите сказать, что это Эдемский сад? Не смешите меня.
— Выслушайте. Сядьте вот сюда. Я все вам объясню... Между прочим, хотите есть?
— Хочу.
— Что бы вы съели? Выберите в этой кулинарной книге любое блюдо.
— Вот это да! Правда? А вы, видать, человек небедный, хоть и живете в этой дыре. Я передумала. Может, вы и правда Адам. А кто вы? Гангстер?
— Нет. Я Адам. Адам, он же художник, он же творец вселенной.
— Не понимаю.
— Я тоже не понимаю. И поэтому я в отчаянии.
Тут Ева получила возможность пронаблюдать, как Аргон изготовляет блюда французской кухни, перерисовывая их из книги.
— Здорово! Просто изумительно! Это действительно Эдем. Я верю! А этим мелком можно сделать все, что угодно? Ой как интересно! Я согласна. Пусть я буду Ева. Мы станем миллионерами!
— Погоди, Ева. Послушай меня.
Аргон поведал ей историю мелка, а напоследок сказал:
— ...Поэтому я должен с твоей помощью построить новый мир. А деньги здесь ни при чем. Мы должны все начать с самого начала.
«Мисс Япония» тупо уставилась на него:
— Как это «деньги ни при чем»? Не понимаю. Как это?
— Ну хорошо. Если так, загляни вот в эту дверь.
Заглянув мельком в приоткрытую Аргоном дверь, Ева крикнула:
— Какая гадость! — Захлопнула ее и, злобно глядя на художника, показала на закрытую одеялом настоящую дверь:
— А вот эта... Она, наверное, не такая?
— Туда нельзя! Тот мир сразу все уничтожит. И еду, и стол, и кровать, и даже вас. Вы теперь Ева нового мира. Мы станем отцом и матерью нового человечества!
— Не хочу! Занудство все это. Я вообще за ограничение рождаемости. И потом, никто меня не уничтожит.
— Вы исчезнете, поверьте мне!
— Не исчезну! Я сама лучше знаю. Надо же, я исчезну. Скажет тоже!
— Ева, ты не понимаешь. Если мы не переделаем мир, нас в конце концов ждут нищета и голод.
— Ага, он ко мне уже на «ты» обращается! Но я не такая дура. Меня ждет голод? Вот уж вряд ли. Я дорого стою!
— Ты стоишь столько же, сколько этот мелок. Если не переделать мир, ты тоже исчезнешь, как дым. Как будто тебя и не было.
— Ладно, хватит трепаться. Мне пора идти. Непонятно, как я вообще здесь оказалась. Что мне здесь делать? Все ты со своими штучками. Ну, живо. Мой менеджер, наверно, уже заждался. Я, так и быть, буду иногда приходить сюда. Только, если ты будешь рисовать мне то, что я попрошу.
— Дура! Такого быть не может!
Ева уставилась на Аргона, удивленная его неожиданной вспышкой. Некоторое время они смотрели друг на друга в молчании. Наконец, придумав что-то, Ева вкрадчиво сказала:
— Хорошо, я останусь здесь навсегда. Но за это ты выполнишь одно мое условие, ладно?
— Какое? Если ты правда останешься, я сделаю все, что ты хочешь.
— Тогда отдай мне половину мелка.
— Глупости! Ты же рисовать не умеешь. У тебя ничего не получится.
— Умею. Я раньше работала дизайнером. Отдай, я за полное равенство.
Сначала Аргон скептически покачал головой, но потом решился:
— Ладно.
Он осторожно разломил мелок и протянул половину Еве. Она сразу же отвернулась к стене и начала что-то рисовать.
Это был пистолет.
— Прекрати! Зачем он тебе?
— Смерть. Я создаю смерть. При сотворении мира прежде всего необходимо четко определить, кто есть кто.
— Нельзя! Тогда ничего не выйдет! Остановись; Нам это совершенно ни к чему!
Однако было уже поздно. В руке Евы посверкивал маленький карманный пистолет. Она подняла его и прицелилась Аргону в грудь.
— Руки вверх! Тронешься с места — буду стрелять. Эх, глупый Адам, разве ты не знаешь, что обещаниям верить нельзя? Ты сам принудил меня к обману.
— Ты еще что-то рисуешь?!
— Кувалду. Чтобы выломать дверь.
— Нельзя!
— Только шевельнись — выстрелю.
Аргон прыгнул, и в тот же миг раздался выстрел. Художник схватился за грудь, его колени подогнулись, и он упал на пол. Как это ни странно, не вытекло ни одной капли крови.
— Глупый Адам,— засмеялась Ева. Размахивая кувалдой, она стала бить в дверь.
Внезапно в комнату хлынул дневной свет. Он был не так уж ярок, но это был настоящий свет, исходящий от солнца. Фигура Евы окуталась туманом и исчезла. Пропали и стол, и кровать, и произведения французской кухни. Все в комнате, кроме художника, кулинарной книги и стула, вновь превратилось в рисунки на стене.
Аргон медленно поднялся с пола. Рана в груди исчезла. Но нечто гораздо сильнее смерти манило, притягивало его. Стена. Стена звала его. Тело Аргона, в течение четырех недель питавшееся одними настенными рисунками, почти целиком уже состояло из частичек стены. Сопротивляться было бесполезно. Аргон нетвердой походкой двинулся к стене и впитался в нее.
Когда жильцы дома, встревоженные выстрелом и ударами кувалды, сбежались в комнату, Аргон уже превратился в рисунок. Люди ничего не увидели, кроме стула, кулинарной книги и изрисованной стены. Кто-то заметил: «Смотрите-ка, Аргон нарисован прямо как живой».
