Дома я первым делом отправилась в душевую кабинку, но не дошла, потому что меня сразил приступ безудержного хохота. Я, скрючившись, валялась на полу и хохотала, не в силах остановиться…
Утром я пробудилась очень поздно. С трудом вспомнила, как приняла душ, как выбросила испачканный кровью пиджак, а вот как добралась до дивана, вспомнить не удалось. Тело снова болело, ныл затылок, живот, нос, но в целом состояние было сносное. Хорошо, что осмотр в медицинском центре прошел два дня назад, иначе мне пришлось бы долго объясняться, да и запереть меня могли на все оставшиеся дни Контракта. В зеркале отразилась Анжела Капурина, высокая блондинка с роскошными волосами, с васильковым пронзительным взглядом, стройная, пышногрудая — полярная моя противоположность.
Это не я, Сережа. Я — оборотень. Ты ошибся, парень.
Вечером на подходе к дому я увидела Сергея. Он дежурил в машине рядом с калиткой. Распахнул изнутри дверцу:
— Садись, красавица.
Ничто не мешало мне приятно провести пять оставшихся вечеров. За пять встреч мы друг к другу не привяжемся. Это Наташка уже месяц волынку тянет и вся извелась. И я села к нему в машину.
Я не пожалела о своем решении. С Сергеем было интересно. Он познакомил меня с друзьями, которые «по секрету» рассказали мне, где Сережа получил ожоги. Оказалось, лет пять назад у соседей случился пожар, и Сергей вынес из горящего дома троих детей. Руки у него тоже оказались обожженными. Я посмеялась — герой, оказывается. Всех спасает…
А еще друзья рассказали, что Сергей воевал.
Эти пять вечеров оказались самыми яркими и насыщенными в моей жизни — пять вечеров счастья…
Счастье каждый вечер заканчивалось рядом с моим домом. Здесь я решительно оставляла Сергея за калиткой. В последний вечер он что-то почуял, заметно нервничал, долго не хотел везти меня домой. Мы даже слегка поругались. В конце концов он привез меня к дому. За калитку он меня не пустил, притиснул к себе нетерпеливыми руками, стал целовать в глаза, в лоб, в шею, пока не добрался до губ. Наши тела разделяла только тонкая ткань одежды. В грудь мне тяжко и быстро колотилось его сердце. Секс запрещен, но целоваться-то никто не запрещает! Что-то было не так, что-то мешало мне, и я с силой уперлась руками ему в грудь. Он меня отпустил, и я от него убежала. Дома бросилась под холодный душ прямо в одежде. В голове толчками билась кровь, в ушах шумело, стенки душевой плыли перед глазами. Поцелуй достался мне дорого, я никак не могла отдышаться. Обман мне мешал, вот что. Нехороший обман, мерзкий, в который угодил славный парень по имени Сережа. Тяжко было мне от обмана. Завтра меня вернут в мое тело, вот и замечательно. Мне казалось, будто в собственном организме будет проще.
Кто-то зашел в ванную. Я даже испугаться не успела, как дверки душевой распахнулись, и Сергей вытащил меня из-под душа. Все произошло слишком быстро. Парень приподнял меня, придавил к стене, навалившись горячей тяжестью, и стал целовать — в глаза, в подбородок, в шею — куда попадет. Я только успела произнести его имя. Потом я сообразила, что он, крепко меня стиснув, куда-то несет. И тут я от страха протрезвела. Каждый волонтер перед заключением первого контракта пробует на себе действие датчика. Испытать такое еще раз я согласилась бы только под прицелом.
— Сережа, — робко пискнула я. Парень между тем безошибочно нес меня по направлению к спальне.
— Сережа! — крикнула я. Он приостановился, но только затем, чтобы поцеловать меня в губы и перехватить удобнее. Губы, руки у него — горячие, жадные, дрожь его тела передалась мне. Останавливать его — жестоко. Чем я объясню ему отказ? Придумывать что-то на ходу? Снова получится ложь, теперь уже невыносимая для обоих. В дверях спальни мои пальцы сами зацепились за косяк, но как-то безуспешно. И тут я поняла, что останавливать его не собираюсь. Не хочу. Не могу. Сергей положил меня на кровать, я сама задрала на нем рубашку, чтобы прижаться к его обнаженному животу. Сергей пробормотал слова любви, сладостные, желанные. У меня еще был выход из положения — датчик срабатывает на оргазм, которого можно избежать. Я только успела об этом вспомнить, как ощутила в себе плоть Сергея, забилась в сладостных судорогах, и меня сразу пронзила слепящая боль. Тишину благопристойного домика разорвал безумный вопль, мой собственный, который я
услышала со стороны. Сергей и не думал останавливаться, он ничего не понял. Я с низким воем вцепилась ему в плечи, думая только о том, чтобы этого больше не повторилось, и о том, чтобы милый так и остался в неведении. Боль разжала тиски, но бродила рядом, не давая ослабить контроль над собой. Впервые я прокляла клиентку, которая здесь и вовсе ни при чем…
Потом Сергей поглаживал мне грудь и живот, шепча что-то ласково. Я не вдумывалась в смысл слов, просто слушала его голос. Он окликнул меня чуть громче. Я мурлыкнула.
— Ты плачешь? — повторил он.
— Нет…
Он сел, поднял меня, привлек к своей груди, ладонью провел по моей щеке.
— Слезы? Я сделал тебе больно, маленькая? Милая, милая девочка…
Он просил у меня прощения — если бы знал, за что — и мне правда захотелось плакать. Я никогда не плакала, еще в детстве отец шутливо жаловался, что из меня и палкой слезы не выбить. Палкой, пожалуй, выбьешь, я боялась боли и плохо ее переносила.
— Как ты сюда попал?
— Влез в окно. Стекло выбил.
— Там же высоко!
— Смешная!
— Вода в душевой так и льется…
Он снова потянул меня к себе, как паук добычу…
Под утро он ненадолго задремал. При робком свете забрезжившего утра я украдкой целовала широкий лоб и опаленную шею. Сначала я думала о том, что любимый хотя бы дремлет со мной, а не с Анжелой. Затем о том, что этого простого парня совсем не знаю. Что-то он носил в себе — непонятное, скрытое. Видно, что-то увез с войны, что меня совсем не касалось. Меня и вовсе ничего не касалось, а ночь любви я украла и полностью ее оплатила. Еще я думала, что впервые не переживаю из-за предстоящего переселения в другое тело. Раньше всегда сильно нервничала.
Проснулся Сергей. Потянулся ко мне, полный нежности, и мы вновь слились в любви. Теперь он занимался только мною, не так, как в первый раз. Я пыталась себя контролировать, но быстро потеряла ниточку, которая связывала меня с реальностью, а когда спохватилась, было поздно. Домик снова пронзил крик, но я его уже почти не слышала. Какие-то ошметки сознания еще оставались. Перед глазами сквозь красную пелену мелькнуло перекошенное лицо Сергея, затем — дверь спальни, коридор и душевая.
Холодные струи воды, руки Сергея, ловкие и заботливые. В ушах еще свистело, в груди спекся горячий ком, но стало легче, зрение прояснилось. Сергей завернул меня в полотенце и унес в спальню. Долго пытался у меня выяснить, что случилось, ничего не добился. Врать не хотелось. Пусть думает, что угодно.
