Когда тренер отошел, Хмелинский дружески похлопал Кармана по плечу и шепнул: "Не слушай старого. Чувствую большую силу в ногах. Выиграю. Только подтяни темп на первых трех тысячах. Тяни, сколько сможешь. Сделаешь?" Для Кармана это было словно вода на мельницу.
Профессор запретил ему вырываться вперед. Все должно было выглядеть нормально. Только на финише Карман якобы неимоверным усилием оторвался бы от остальных и ринулся на ленточку. Последние пятьдесят Метров - вот была его роль. И он ничего не ответил, просто кивнул. Хмелинский вновь похлопал Кармана по плечу. Раньше он так никогда не делал, и тому стало приятно.
Он еще не победил, но уже почувствовал свою значимость. Интересно, как бы он бежал, окажись все эти ученые штучки обыкновенной липой?
- Откуда вы знаете - может, отчасти и были. Может, помогли таланту...
- Таланта у него не было ни на грош, готов в этом поклясться. В беге я разбираюсь, сам недавно бегал, Потому и работаю спортивным обозревателем, что там мне не повезло. Как и ему. Да вы наверняка знаете, что сделал этот безумец.
- На матче я не был. Но, конечно, читал.
- Не были? Жаль! На первых же метрах Хмелинский сделал рывок и, проходя рядом с Карманом, шепнул: "Форсируй, форсируй темп!"
И Карман рванул вперед. Обошел обоих англичан, только успел уловить их удивленные взгляды. И выскочил перед Хмелинским. "Хорошо, - кивнул тот, давай дальше". Карман шел все быстрее, за ним Хмелинский, словно привязанный.
Англичане работали спокойно. Длинный шаг, точные движения рук, мягкость, эластичность. Они потом признавались, что, учитывая свою форму и предыдущие результаты, проигрыш полякам считали невероятным. Правда, второй, вице-чемпион Европы, побаивался Хмелинского. Но только чуть-чуть. А тут Кармана понесло. Он уже забыл о предостережениях ученого и наказах тренера. Когда, оторвавшись на сотню метров, он в одиночестве пробегал перед трибуной, под которой стоял тренер, тот крикнул: "Идиот! Загонишь себя, загонишь его..." Дальше Карман не слышал.
- И зачем его понесло? - огорченно вставил мой собеседник.
- А вас бы не понесло в такую минуту? Расплата за столько лет неудач... Карман шел все быстрее. Стадион сначала свистел - все боялись уже полного разгрома, - затем притих, потом на трибунах раздались одиночные одобрительные возгласы... Карман обошел на круг сначала англичан, потом и Хмелинского. Тот, измученный невероятным темпом, не в силах был уже что-нибудь крикнуть, только повернул к сопернику искривленное гримасой лицо. Но Карман уже ничего не видел. Не почувствовал даже меткого плевка тренера. Лишь машинально вытер себе щеку стремительным, ускоренным жестом.
А трибуны уже ревели. Когда Карман обошел других еще на один круг, даже судьи повскакивали на столики и кресла. Карман бежал все быстрее. Он рассказывал мне, что скорость заглушила в нем все чувства, кроме одного; благодарности к Профессору, к его науке, Струна в груди звенела высокой, триумфальной мелодией, мозг работал ясно и четко. Он выдавал приказы, которые рождались в этой ясности один за другим.
Уже на третьем обгоне заметил, как оба англичанина обходят вконец измотанного Хмелинского, Он говорил мне, что воспринял это как кинокадр, как вещь, которая не имеет к тебе отношения. Вот такое у него было ощущение.
Англичане? Теперь уже они обошли на круг лучшего нашего бегуна. Карман бежал все быстрее. На пятом километре Хмелинский не выдержал, упал на беговую дорожку. Об него споткнулся лучший из островитян, и обоих пришлось вынести на носилках. Второй англичанин сразу сбавил темп - понял, что второе место ему и так обеспечено, а- Кармана догнать невозможно.
- Паршивая ситуация, - вставил мой собеседник,
- Конечно. Аутсайдер побеждает с рекордным временем. Чемпиона Европы выносят с дорожки. Выносят и Хмелинского, как бы там ни было, тожe первоклассного стайера, а Польша, располагая двумя такими звездами, как Карман и Хмелинский (а Карман в глазах всех оказался теперь новой звездой), вместо того, чтобы выиграть, терпит поражение. Разница между первым и вторым местом, вы знаете эту идиотскую систему подсчета очков, - эта разница была слишком мала для победы в матче. Слишком мала! Даже вничью не свели. Черт возьми! Когда я об этом вспоминаю, во мне что-то переворачивается.
И одновременно мне становится смешно. Очки, выигранные на дорожке... Какое они имеют значение?
- Неправда, - прервал он меня. -У каждого есть нечто такое, что для него важнее всего. Продолжайте,
- Считаете, что вы правы всегда? Но ладно. Стадион разделился на два лагеря. С одной стороны "ура", с другой - свист. Дошло даже до драки редкость на легкоатлетических соревнованиях. Пришлось вмешаться милиции. Хмелинский, когда его несли в каретy "скорой помощи", ухитрился по дороге ударить Кармана по лицу; "Мерзавец!"
Старый тренер под давлением взглядов и выкриков своих воспитанников пробормотал без особого убеждения: "За это вас (он сказал "вас", не "тебя"), пан Карман, нужно было бы вывести из сборной команды. Вы не коллективист. А индивидуалисты немногого стоят..." Пробормотал он это без всякой убежденности. И он единственный подал ему руку на прощание, другие не захотели. Карман говорил, что именно тогда впервые проклял Профессора и его изобретение,
- Проклял? За что? Он ведь сам был во всем виноват.
- Был виноват, это легко сказать. Любой на его месте поступил бы точно так же. Ученый этого не предвидел. Так какой же он был ученый?
- Вы хотите от науки слишком многого.
- А вы - от человека.
- Погодите. Почему он погиб? Как это случилось? Может быть, именно вы, - мой собеседник встал, именно вы не остановили его вовремя?
Выстрел попал в цель. Я опустил голову. И увидел в воде его силуэт, искаженный и темный, без лица...
- Эта история далась мне нелегко, - сказал я.
- Так все-таки - вы или не вы?
- Не знаю. Потому и рассказываю.
Я не мог понять сам себя. Лишь час назад познакомился с этим типом и уже раскрываю душу. Правда, это был человек интересный, интеллигентный. Тот самый слушатель, в каком я нуждался.
- Вы знаете о дальнейшей судьбе Кармана? - спросил я.
- Да. Но вы? Я спрашиваю о вас.
- Когда я познакомился с ним, он уже не бегал,
- Разве вас это оправдывает?
- Почему вы меня оскорбляете? Не я заварил эту кашу.
Я вскочил с камня, поскользнулся и чуть не упал в воду. Это меня немного успокоило.
- Почему? - повторил я. - Прежде всего мы были друзьями. Добрыми друзьями.
- Друзьями... Возможно, он так и считал. А я - это тот самый Профессор, который, как вы выражаетесь, "заварил кашу". Это я прописал ему курс. Трудный и совершенный курс, и он его чудесно переносил.
