Однако ни Марисель, ни Фиделина фантастику читать не любили. Фиделина как-то сказала мне, сердито нахмурив брови, что фантастикой увлекаются только несерьезные и безответственные личности вроде меня. При этом она хитро улыбалась...
А скорая на слово Марисель, сама фантазерка, сумевшая разглядеть в телескоп населенные людьми планеты, вообще однажды назвала "все эти фантастические романы" нелепыми глупостями.
Я спорил, пытался доказать девчатам, что они не правы, потому что очень интересно читать о том, чего пока еще нет, но что непременно будет лет через сто или двести. Но они и слушать меня не желали, стояли на своем.
Но однажды мне удалось уговорить Марисель прочитать фантастический роман.
Это была новая книга о приключениях Алисы, "Миллион приключений", который я уже успел прочесть несколько раз, так она мне понравилась. И, естественно, мне хотелось, чтобы мою радость разделили мои друзья. Мне хотелось, чтобы они вместе со мной восхищались подвигами бесстрашной Алисы, девочки из далекого будущего, которая, как мне казалось, была чем-то похожа на них.
Марисель взяла у меня потрепанную библиотечную книгу и дня два не появлялась во дворе. Читала...
А я жил в предвкушении торжества. Я уже видел, как Марисель, возвращая мне книгу, тяжело вздыхает, сожалея, что нельзя забрать ее насовсем. И высоко подымает вверх большой палец, как знак высшей оценки. А я, как и подобает победителю-триумфатору, снисходительно говорю Марисель:
- Ну вот, а ты говорила - глупости...
А Марисель смущенно отвечает:
- Ну, ошиблась, с кем не бывает...
И просит:
- Дай почитать еще что-нибудь...
Однако, как это часто бывает, мои розовые мечты разбились о суровые скалы реальности. Марисель молча сунула мне в руки книгу, и на мой вопрос:
- Ну, как? - кисло скривилась и небрежно бросила:
- Чушь собачья!
- Почему? - удивился я, немного обиженный столь нелестным отношением к понравившейся мне книге.
- Потому что там написана неправда, - ответила Марисель. - Все эти фантасты сами никогда не летали на другие планеты, поэтому и выдумывают разную чепуху. Не понимаю, Андрей, как тебе может нравиться фантастика? с искренним недоумением спросила она.
- Ты, между прочим, тоже никогда не летала на другие планеты, - ответил я, - поэтому не можешь...
Однако Марисель не дала мне договорить. Она ядовито усмехнулась, подняла вверх указательный палец, словно призывала меня к молчанию, и сказала, как отрезала:
- Ты говоришь, я не летала на другие планеты? Допустим, что это так. Но я же не пишу о том, что не знаю. А фантасты пишут. Зачем?
- Но ведь это фантастика! Художественная условность! - продолжал я обороняться, однако темпераментная Марисель пустила в ход тяжелую артиллерию:
- Фантастика есть ложь, - безапелляционно заявила она. - А я, между прочим, девочка. Слабый пол. Ты должен мне уступать. А во-вторых, я кубинская девочка. И очень тебе нравлюсь. Значит, ты тем более должен мне уступить.
Я почувствовал, что сейчас покраснею, и отвернулся. Марисель была права.
Мне она нравилась. Ну, не то, чтобы очень, но...
Трудно было скрыть это необъяснимое чувство. Ведь Марисель была такая красивая... И мне очень хотелось, чтобы она подольше смотрела на меня своими бездонными черными глазами. Потому что когда она на меня смотрела, я чувствовал, что могу подняться без помощи крыльев к самим пушистым и легким облакам. Поэтому я всегда соглашался с Марисель, даже когда она была не права. Вдруг она обидится на меня, и больше никогда на меня не посмотрит так... Мне не хотелось, чтобы наши разные литературные пристрастия поссорили нас, и я уступал.
Хотя по-прежнему брал в библиотеке фантастику...
II
Медленно шли дни, недели, месяцы, и случилось так, что я увлекся старинной архитектурой. Это случилось вскоре после того, как я побывал в Ленинграде.
Меня буквально покорил этот сказочный северный город, его каналы и улицы, площади и дворцы. Я навсегда влюбился в застывшую музыку петербургских дворцов и площадей. И с тех пор уже не мог равнодушно пройти мимо любого старинного здания, не рассмотрев его как следует со всех сторон, не попытавшись определить, пусть даже ошибочно, к какому времени оно относится, в каком архитектурном стиле построено.
Звезды, астрономия были напрочь забыты. Я обложился другими книгами путеводителями по городам мира, толстыми справочниками по архитектуре, фотоальбомами с видами древних городов. Я стал свободно чувствовать себя среди таких доселе неведомых мне понятий, как "ордер", "фриз", "закомара", "восьмерик на четверике" и даже "золотое сечение". Словом, во всем том, о чем всего несколько недель назад не имел ни малейшего представления.
Марисель вначале обиделась на меня - как же, предал астрономию, бросил кружок, и даже в мой телескоп больше смотреть не хочет, а я хотела показать ему несколько новых планет...
Но вскоре Марисель стала сама испытывать интерес к моему новому увлечению.
Быть может, оттого, что и она сама побывала в сказочном городе на Неве две недели спустя после того, как оттуда вернулся я. Иностранцам часто устраивали экскурсии по городам России, чтобы они лучше узнали страну, в которой временно живут...
..Марисель и Фиделина очень плохо разбирались в архитектуре. Особенно Марисель. Она с трудом могла отличить ампир от классицизма, готику от барокко, конструктивизм от модернизма. Однако незнание азов отнюдь не мешало ей с чисто южной эмоциональностью восторгаться архитектурными памятниками разных эпох, которыми был богат Староволжск.
Я часто водил Марисель, Фиделину, других кубинцев, живших в "иностранном дворе" по Старому Городу, по старинным улицам и переулкам, рассказывая им то, что знал об истории моего города, об его каменной летописи.
А летопись эта была у нас очень богатая, нужно было только уметь читать ее обветшавшие от времени страницы.
Самым красивым местом Староволжска была Волжская набережная, на которой в один длинный ряд стояли, тесно прижавшись друг к другу, маленькие домики в два этажа, выкрашенные в ядовито-желтый цвет. "Единая фасада", выстроенная в стиле раннего классицизма, прерывалась только пересекавшими набережную улицами и переулками. Когда-то точь-в-точь такие же набережные существовали в Москве и Петербурге, но прошло время, и двухэтажные домики уступили место где великолепным дворцам, а где - мрачным бетонным коробкам. И только Староволжск сумел сохранить в неприкосновенности старинную набережную с маленькими домиками конца восемнадцатого века...
Существовало в Староволжске и очень много тихих старинных улочек, грязных и заброшенных, где каждый дом, выстроенный в прошлом веке из красного кирпича, хранил в своих стенах память о давно ушедшем прошлом. Многие из этих домов давно уже потеряли былую привлекательность и тихо доживали свой нелегкий век.
