- v
предупредила бы негативных последствий какого-то там метеоритного дождя?! А Кристоферу, пожалуй, за "Смерть травы" попало бы больше всех из этой троицы: ладно, бы только за неверие в могучесть сельскохозяйственных селекционеров из колхоза "Красное вымя" (подумаешь, трава гибнет! да мы дрова на дворе станем выращивать, хлеб из опилок полезней и питательней!)... но покушение очернителя Кристофера на образ положительного героя, на его АЖП (*), - это вызвало бы характерный треск, с которым лопнуло бы терпение отечественных хранителей (лат. praeservatio; рус. ...). НАШ человек на ТАКОЕ не способен:
Убить семейную пару, а дочь этой пары склонить к сожительству, растолковав ей, что иначе никак. Ограбить первого встречного под тем справедливым предлогом, что у него есть, а у меня нет, а мне надо. Сбежать куда подальше от надвигающейся катастрофы, не сообщив всему прогрессивному человечеству об опасности (хотя аргумент в оправдание неколебим: "-Может, стоит рассказать им о том, что происходит на самом деле? - И нас тут же заберут за распространение ложных слухов").
Нынче только ленивый не цитирует Николая Бердяева. Можно было бы сослаться на лень-матушку и не процитировать:
"Иногда хорошо идти по пути зла, так как это приведет к высшему добру". Н.Бердяев.
Можно было бы предпочесть иезуитов с их целью, оправдывающей средства. Или предпочесть ненавистника герани с его откровением, мол, морально все, что на благо революции.
Короче, осознанная необходимость. Свобода! А какая-такая, собственно, необходимость героям "Смерти травы" учинять антигуманные действа? Да такая необходимость: семью сохранить. Семья - ячейка общества. И это (рискну) правильно. Бог вообще начал с того, что создал всего-то одну семью - и вон их сколько расплодилось-размножилось! Правда, он, Бог, вздорно обиделся на самого себя (создал-то по образу и подобию своему) и наказал человечество: и рожать де в муках, и земля не будет давать силы, и в поте лица хлеб кушать... Вот ведь... хранитель praeservatio - ...
Но если вдуматься, так ли необходимо осознанно нарушать добрую половину десятка заповедей, чтобы сохранить ячейку общества? Трава погибла? Вся трава погибла? И хлеб тоже? И что? Былинный Верещагин с отвращением, но обходился черной икрой. И взяток не брал. И за державу ему было обидно. И семью хранил, пулемет ребятам не давал. До поры, до времени...
Впрочем, "Белое солнце пустыни" - naturalistic fiction, события, которые МОГЛИ произойти. А у Джона Кристофера - фантастика, события, которые не произошли. Утопия.
Перекрестимся с облегчением, что - не произошли. Кто знает, как повел бы себя сам в предлагаемых Кристофером обстоятельствах? Думал бы о семье или о голодающих детях Азии? И кто знает, что лучше?
Те же Пенфолды из "Хранителей" чисто по-революционному душой болеют за общество в целом. Только слуги в их доме валяют дурака, грязь, полуразруха, полное распустяйство. Знакомо? Человеки они везде человеки...
----------------------------------------------------------------------* Не надо вздрагивать! АЖП - всего лишь партийно-художественная аббревиатура недавних лет. АЖП - активная жизненная позиция.
- vi
И зачем затевать революцию, если всем хорошо? ВСЕМ! В "Хранителях". Все - свободны. И не осознанно необходимо, а... такое вот определение: СВОБОДА - ЭТО ЗАБОР, ОТОДВИНУТЫЙ ЗА ГОРИЗОНТ. Плохо ли? Желаешь раздвинуть горизонты? Ну так сначала доберись до его линии, до линии горизонта. И кто поручится, что эта (воображаемая!) линия - не есть черта разумного?
Кто поручится, что утопия, возникшая в революционно-воспаленном мозгу и (тьфу-тьфу!) воплощенная на практике, устроит всех и каждого, а не только того, кто ее воплотил? Кто поручится, что не окажется в числе трех рабов у самого последнего землепашца в этом необычайно демократическом устройстве? Или не будет расстрелян на месте за нарушение прав человека (все во имя человека, все для блага человека я даже видел этого человека!)? И начхать тогда, действительно ли мы настолько счастливей прошлых поколений, как говорит учитель.
Само собой, утопия - место, которого нет. А по-русски? Не по латыни? Утопия - там где утопленники. Нет? Была треугольная деревня произошло Одержание - возникло треугольное болото. В общем, все умерли. См. "Улитку на склоне" братьев Стругацких. Умерли все (утопия), кто принадлежит прошлому. Для и вместо тех, кому принадлежит будущее. Прогресс!
Б.Стругацкий: "Что должен делать, как вести себя должен цивилизованный человек, понимающий, куда идет прогресс? Как он должен относиться к прогрессу, если ему этот прогресс поперек горла?!" (риторич.)
"Между тем грудной младенец знает, что Одержание - есть не что иное, как Великое Разрыхление Почвы". ("Улитка на склоне. Лес.")
На разрыхленной почве хорошо произрастает трава. Не исключено, та самая, которую настигла смерть в том мире, от которого сбежала группка хорошо информированных англичан Джона Кристофера. В долину Слепой Джилл, где трава как росла, так и будет расти. Будет. Будущее. Естественно, светлое. Ради него морально пожертвовать всем, даже собственным братом.
Но! Уцелевший брат-урбанист, прикончив брата-агрария, со всей ответственностью объявляет: "Я должен построить Город". А это уже не осознанная необходимость, а мания бега за горизонт. А ведь в Городе трава не растет... Нет там для нее места. И вообще такого места нет. Утопия.
А Джон Кристофер жил себе в антиутопии (есть такое место!) и предупреждал: утопия - это Город, Город Солнца, белого Солнца ПУСТЫНИ. Трава в пустыне тоже не растет.
Не бегайте за горизонт!
Любите герань!
Уважайте нрав трав!
- 1
Глава 1.
Несчастный случай.
Публичная библиотека затерялась на тихой мрачной улице против парка и примыкала к ветхим строениям, некогда принадлежавшим муниципалитету, а ныне отданным под склад. Почти таким же древним было и здание библиотеки - чудом державшаяся табличка сообщала об официальной церемонии открытия в 1978 году. Бетонные стены - прежде белые, а теперь грязно-серые, с черными прожилками, рассекали глубокие трещины.
Внутри царило то же запустение. Не было даже привычных люмосфер - в это тусклое апрельское утро полумрак в зале рассеивали допотопные флуоресцентные трубки. Лампы жужжали и гудели; одна погасла, другая судорожно вспыхивала и мигала. Библиотекарь за конторкой, казалось, не обращал на это никакого внимания. Он был высок, крутолоб, сутулился и непрестанно теребил обвисшие седые усы. Замкнутый и немногословный, с посетителями библиотеки он заговаривал лишь тогда, если без этого никак нельзя было обойтись. Однажды, пару лет назад, спустя несколько месяцев после смерти матери Роба, он неожиданно разоткровенничался с мальчиком. В библиотеку Роба привела мать, а потом он уже приходил один. Библиотекарь стал рассказывать, как пришел сюда пятьдесят лет назад после окончания школы. Тогда в библиотеке работало шесть человек и собирались даже расширить штат, переехать в новое просторное здание. Но проекты так и остались на бумаге, с тех пор прошло уже сорок лет, и теперь он все делает один. Он давно на пенсии, но не уходит, потому что не может расстаться с любимой работой. Мэр грозился закрыть библиотеку и сломать здание, а жизнь, тем временем, шла своим чередом.
