Оказавшись на улице, я еще раз прокрутил в памяти весь сегодняшний вечер, отчетливо осознал, что народ здешний ничем мне не поможет, и начал подумывать, не исчезнуть ли и мне с домом Закудыкиных. Ведь эти вернулись, я тоже вернусь.
Они ничего не помнят - я буду все фиксировать в записной книжке: авось и соберется информация. Ко всему прочему, мне очень хотелось стать при случае спасителем прекрасной незнакомки.
До полуночи оставалось чуть больше полутора часов, и я решил написать короткий предварительный репортаж в редакцию, попросив хозяина гостиницы назавтра отправить его, если я не вернусь из ночной экспедиции. "Этот репортаж вполне объяснит мое исчезновение, - размышлял я, - Сколько бы оно ни продлилось, в редакции будут спокойны."
Решимость моя исчезнуть крепла с каждой написанной строчкой.
"В свете узнанного мною по воле необъяснимого случая, - писал я, стало понятно, что иного способа собрать необходимую информацию не существует. Поэтому я решился исчезнуть вместе с домом купцов Закудыкиных, и ежели я действительно исчезну, вы в скором времени получите это письмо. С уважением А.И. Чепцов."
Я запечатал послание и спустившись вниз, после недолгих колебаний разбудил хозяина и попросил его отправить конверт по адресу, ежели я до полудня не вернусь в гостиницу. Потом я присовокупил в качестве извинения три рубля "на почтовые издержки" и вышел на улицу.
Я не имел оружия и, пожалуй, впервые серьезно пожалел об этом. Даже моя трость осталась в гостинице, и я решил не возвращаться за нею: времени оставалось немного. Город был пуст и тих. Еще горело электричество на центральной улице:
видимо, фонарщик уснул, позабыв его потушить. Электрический свет казался мертвенно-бледным, и делал пугающе-значительным каждый ночной шорох. Если Вы когда-нибудь испытывали холодное чувство близости сверхъестественного, Вы поймете мое состояние. На моих часах до полуночи оставалась минута. Пришлось ускорить шаг. Я боялся наткнуться на полицейского, которого обещал выставить Фаддей Никитич. Однако возле дома никого не было, и не могу сказать, чтобы это меня сильно обрадовало.
Помнится, испугали меня красные всполохи, заметные снаружи даже сквозь закрытые ставни. Однако, времени было слишком мало и я, перемахнув через ограду, взбежал на крыльцо и толкнув дверь, оказался в темных сенях.
Запах скупости и устоявшегося быта ударил в нос и удивил обыденностью. Но тут открылась дверь в горницу и в полыхающих красных отсветах увидел я Анну Павловну, которая, клацнув зубами, засмеялась и, взглянув на меня игриво, произнесла:
- Вас-то мы и ждем, милейший Аркадий Иванович! Проходите...
Мне ничего не оставалось, кроме как подальше спрятав страх, зайти в горницу.
Вроде бы вполне мирная картина открылась моему настороженному взгляду: у огромного камина в полстены стояли четыре кресла, два из них пустовали, в двух же других сидели усатая дочь Анны Павловны, совсем голая, и Иннокентий Ильич, который успел снять вымоченный в чае галстук и теперь был украшен клетчатой бабочкой.
Анна Павловна подтолкнула меня к одному из пустых кресел, в другое села сама.
Установилось тягостное молчание: только потрескивал огонь в камине. Скованный страхом, я не мог заставить себя пошевелиться, а все смотрел на укрытые тенями волос груди дочери Анны Павловны, силясь припомнить, как ее зовут.
Оцепенение становилось невыносимым. Блики огня, отражаясь на лицах присутствующих, делали их кровожадными. Мне казалось, прошло очень много времени, когда дом начал ходить ходуном, раскачиваться из стороны в сторону и скрипеть всеми своими частями. Судорожно вцепившись в подлокотники, я ожидал чего-нибудь ужасного, и сердце мое стучало в ушах, заглушая почти все звуки. Наконец, содрогания прекратились.
- Скоро, скоро,- произнес Иннокентий Ильич, и улыбнувшись мне, поправил бабочку.- Раздевайтесь, Анна Павловна. Да и Вы, Аркадий Иванович, уж, пожалуйста, тоже. Наш повелитель не любит одетых...
В сердце мое точно вонзилась острая длинная игла, так что я принужден был вскочить и набрать побольше воздуха в грудь.
Мне показалось, что сейчас здесь будет устроено некое подобие вакханалии.
Анна Павловна раздевалась, время от времени улыбаясь мне.
Тело у нее было отвратительно рыхлое и трясущееся.
Иннокентий Ильич, раздевшись сам, подошел ко мне и помог снять сюртук. Тут дом снова как бы весь задрожал и я услышал как открылась входная дверь. С ужасом покосился я на вход и увидел как четыре костяка, едва прикрытые грязными белыми саванами встали плечо к плечу у окна. Настоящий ужас объял меня, когда я угадал в их глазницах живые глаза, пристально нас осматривающие.
Обнажившаяся Анна Павловна поклонилась одному из вошедших и сказала:
- Вот, батюшка, привели зеленоглазенького. Как просили.
- Эх, славно... Только что же он не раздевается?- прогудел костяк, и обратился ко мне.- Друг, мне нужно твое тело. Отдай мне его за саван...
И грязный саван полетел к ногам моим. Тотчас усатенькая и Иннокентий Ильич сорвали с меня одежду, и я увидел как говоривший со мною скелет обрел сердце, легкие, почки, все прочие органы, постепенно оброс мышцами, сухожилиями, сосудами, кожей и стал...мною. Жуткий смех потряс стены купеческого дома.
- Так Вы, Аркадий Иванович, смотритесь гораздо лучше,- сказал Иннокентий Ильич.- Извольте взглянуть...- и он поднес к моему лицу небольшое зеркало. О ужас! На меня смотрел голый череп, шевелящий живыми глазами. И это был Я!
- Кеша, оставь его,- прогудел костяк.- Выводи купцов, мои скелетики притомились! Ха-ха! Тотчас выведены были сам купец, его жена и моя прекрасная незнакомка. Увидев ее нежные черты и розовые плечи, узрев девственные прелести юного тела, я, наконец, вышел из оцепенения и бросился на гнусных скелетов. Одному мне удалось оторвать руку по локоть, и орудуя ею как палицей, свалить с ног обладателя моего тела. Меня тотчас скрутили и привязали к каминной решетке, так что пламя порою лизало мои неприкрытые ничем кости. Я видел ужас, написанный на лицах несчастного семейства, видел как обрастают чужой плотью проклятые костяки, один из которых наскоро приделал оторванную мной руку, не желая лишиться своей доли. Когда все было кончено, нас вытолкали из двери, бросив вслед грязные саваны,- теперь единственную нашу одежду - после чего дом беззвучно рванулся вверх и исчез. Мы огляделись: кругом царила темнота. Наверху сияли непривычно яркие, немигающие звезды, лишая предметы полутонов и давая им только свет и темь.
- Где мы?- это был голос купеческой дочери. Я взглянул на нее.- Ах! Не смотрите на меня!..- она зябко куталась в саван, надеясь скрыть страшные кости, составляющие теперь все ее тело.
