Парни, занявшие заднее сиденье Папиного джипа, были не из моей смены, но я знал обоих, поскольку принимал участие в тестировании. Лева и Антон, 22 и 23 лет соответственно, после армии и краем — после милиции, в которой не задержались. Ребята нормальные, адекватные; в нашей службе иные не работали. Не знаю, как для остальных подразделений, а у нас испытательный срок, пусть даже двухмесячный, многое показывал. За это время так или иначе вылезало все (многое), что было в человеке негативного, или же, напротив, становилось ясно — наш. Сработаемся.
Я сел впереди, Михалыч — за руль. Мы выехали со двора на проспект. Михалыч спросил:
— Артем, ты пушку скинул?
— Нет. Сдам, когда вернемся.
— Зачем она тебе там? Только мешать будет.
— Михалыч, мне оружие не мешает никогда ни при каких обстоятельствах.
— Даже с женой? — нарочито громко спросил он, рассчитывая на реакцию сзади, и первый хрипло рассмеялся. Ни Лева, ни Антон его не поддержали.
— Даже, — ответил я.
Я и сам не знал, зачем мне сейчас оружие. Возможно, имело место принятие того самого единственно верного решения, о котором десять минут назад говорил шеф.
Выйдя от него, я сначала позвонил домой — сказать, что задерживаюсь на работе (никто не подошел к телефону, и я оставил сообщение на автоответчике), обещал сразу сообщить, как освобожусь. Потом заглянул в оружейку и предупредил, что пока остаюсь в банке, выполняю поручение начальника, поэтому оружие не сдаю. Если соберусь домой (а именно это я хотел сделать после супермаркета — не хватало пополнить армию лизоблюдов на дне рождения ВВС), приду и сдам. Смена в оружейке внимательно все выслушала, тут же сделала в журнале все необходимые отметки и отпустила меня с богом.
Михалыч долго не мог угомониться. В CD-проигрыватель он поставил диск своего любимого тюремного барда Ивана Кучина и некоторое время мычал вместе с голосом, доносившимся из динамиков. Потом ему захотелось общаться. Он почему-то подумал, что в нашем лице нашел идеальную аудиторию, и начал сыпать сально-скабрезными анекдотами, сам же похохатывал над ними, или вдруг принимался подначивать молодых, сидящих сзади — то одного, то другого — и ждал, что остальные, в том числе и я, его обязательно поддержат: похихикают, продолжат тему… Он совершенно искренне недоумевал, когда этого не происходило. Я слушал и жалел его с его ментовско-армейскими замашками.
В конце концов мне так это надоело, что, прикинув, сколько еще ехать и наплевав на вероятные последствия своих слов, я сказал:
— Михалыч, можно тебя попросить?
— Давай, сынок, не стесняйся.
Я дождался, пока мы остановились на очередном светофоре, наклонился к самому его уху и сказал — так, чтобы не было слышно сидящим сзади:
— Следи за дорогой и заткнись, — и тут же отодвинулся.
Он зыркнул на меня из-под кустистых бровей, засопел, но ничего не сказал. Оставшийся путь мы ехали молча под хрипловатые завывания Ивана Кучина.
Какая-то мысль беспокоила меня; я все время оглядывался по сторонам, словно в окружающих предметах, зданиях или улицах, по которым мы проезжали, мог ее обнаружить. Все было тщетно. Я успокоился в надежде, что мысль в конце концов всплывет сама.
Супермаркет «Центральный» располагался на Площади Строителей и вид имел совершенно модерновый, изначально ставивший целью привлечение всех и всяческих покупателей. Однако вышло наоборот. Трехэтажное здание, похожее на огромную космическую станцию из киноэпопеи «Звездные войны», сооруженное из новомодных материалов с использованием таковых же технологий; с прилегающими наземной и подземной автостоянками; имеющее внутри, помимо торговых залов, детский мини-городок с аниматорами, несколько закусочных, камеру хранения и видеопрокат, — это самое здание только отпугивало жителей города, причем даже близлежащих районов. Они предпочитали отовариваться где угодно, только не здесь.
Цены, вознесенные после открытия на недосягаемую высоту, очень быстро упали до уровня других торговых точек (а в некоторых случаях — даже чуть ниже), продукты всегда были свежие, высшего качества, к товарам и услугам нельзя было придраться… На радиостанциях и местном телевидении не прекращалась реклама, причем в профессионально снятых и озвученных роликах мелькали лица и голоса теле— и кинозвезд из Москвы и Питера…
Ничего не помогало. Ну не привык наш народ к этим роскошествам. Боялись даже подходить, не то, что отовариваться.
Зато собирались толпами вокруг, если поступала информация о заложенном в одном из залов взрывном устройстве (такое случалось не реже одного раза в несколько месяцев). Могли часами стоять даже в непогоду и с мстительным удовольствием глазеть на снующих спасателей, кинологов с собаками и немногочисленных бледных покупателей, спешно эвакуируемых с места предполагаемого теракта. И удивлялись, и расстраивались: вот черт, опять не взорвали! Лишили шоу! И оживленно обсуждали, что бы рухнуло и сколько бы погибло, если бы все-таки взорвали…
Если в таких случаях я проезжал неподалеку, очень хотелось остановиться и начать палить в воздух, орать на это стадо: что ж не хотите принять ничего позитивного, предпочитаете питаться страхом и бедой?! Вы же не люди — бараны!..
Но это так, к слову…
Постепенно руководство «Центрального» начало сдавать кое-какие площади небольшим фирмочкам и конторкам, привлекая относительно невысокими ценами за аренду. А закупались в нем мы, сотрудники банка, руководство крупных фирм и предприятий города и — иногда — области… Да и то немногочисленное число жителей, которое, раз попав сюда, уже не желало возвращаться в ублюдство загаженных оптовых рынков — вотчину «черных», или в магазины, где никогда не будешь до конца уверен за качество продуктов и подлинность срока хранения.
И всем нам здесь были рады.
Как только мы миновали шлагбаум, закрывающий въезд на территорию супермаркета, и вырулили на площадку перед входом, автоматические двери распахнулись, и целая делегация из семи человек, возглавляемая заместителем директора Николаем Николаевичем, вышла нас встречать.
Михалыч заулыбался, остановил машину и распахнул дверцу.
— Добро пожаловать! — громко сказала девушка в униформе — менеджер одного из торговых залов. — Вы наши самые желанные гости!..
— Кто бы сомневался… — пробухтел Михалыч и повернулся ко мне. — Артем, и вы, парни, выходите. Я поставлю машину на стоянку и присоединюсь к вам.
Мы покинули салон и, ожидая Михалыча, обменивались со встречающими рукопожатиями и улыбками. После чего, сопровождаемые восторженным эскортом, вошли в прохладное нутро «космической станции».
