Признавая эту ярость, я погрузилась в нее, черпала в ней новые силы. Страх ослабляет, а гнев может дать меч и щит, конечно, если умеешь его контролировать. В темноте, у невидимого пруда, я создавала себе невидимое оружие, острила его. Этим оружием не сможет владеть никто, кроме меня. Потому что оно было сковано из моего разума и чувств, как кузнец кует меч из чистого металла.
2
ОХОТНИК-ПРИЗРАК
Глупо было идти дальше в полной темноте. Я рисковала упасть и переломать кости - себе или Фаллону. И хотя чувства звали меня вперед, разум и логика победили. Тьма была такой густой, словно ее порождала сама земля. Тучи наверху закрывали даже свет звезд.
Я порылась в седельном мешке и достала немного дорожного хлеба, такого черствого, что по неосторожности об него легко можно было сломать зубы. Размочив хлеб в воде, я большую часть его скормила Фаллону, который потом долго еще тыкался губами мне в ладонь в поисках крошек. Потом напрягла волю и послала пони приказ не уходить. Наконец легла между двумя камнями и укрылась плащом - довольно слабой защитой от промозглого влажного холода.
Я не собиралась спать, но усталость тела победила дисциплину мысли, и я погрузилась во тьму, даже более глубокую, чем та, что окутывала меня. Во тьме двигались какие-то существа, и я чувствовала их присутствие, однако не настолько ясно, чтобы понять, кто они.
Проснулась я неожиданно в серости раннего рассвета; кто-то словно позвал меня по имени или рядом протрубила боевая труба. Теперь я смогла увидеть бассейн и ручеек текущей в него воды. По другую сторону озерца на жесткой траве, не зеленой, а пепельно-серой, прихваченной холодом, пасся Фаллон.
С другой стороны бассейна действительно имелся сток, нечто вроде корыта, уходившего вниз, в туман. Двигалась я с трудом, тело затекло, но мозг отдохнул, и я снова поискала черноту, в которой скрывались Джервон и его похитители.
Она была на месте, и на этот раз я не сделала ошибки, пытаясь проникнуть а нее и насторожить того, чье присутствие я ощутила накануне. Во всяком случае пока впереди лежала только одна дорога - между крутыми каменными склонами, на которых и пальцем не за что уцепиться. И на этих стенах видны были изображения, выветренные, изъеденные временем, как и на охранных стеллах, - слишком правильные, чтобы быть созданием природы, и слишком необычные, чтобы я могла их понять. Однако общие очертания этих символов мне не понравились, потому что сама их форма вызывала дурные предчувствия.
Завтракая горсткой размоченного в воде хлеба, я решительно отводила взгляд от этих теневых каракуль. Напротив, старалась рассмотреть что-нибудь в тумане, заполнявшем этот разрез в земле. И снова прислушивалась, но ничего не слышала, кроме звука воды.
Заполнив седельные бутылки, я села верхом, но позволила Фаллону идти своим шагом. Дорога была усеяна камнями, тут и там ее перекрывали осыпи, через которые мы пробирались очень осторожно.
Постепенно меня охватило ощущение новой опасности; я продолжала поддерживать контакт со странной чернотой, которая, как я считала, держала в себе Джервона. Вначале в воздухе появился просто неприятный запах, запах гнили, но со временем он становился все сильнее, как будто я приближалась к месту, где разлагался чей-то труп. Фаллон фыркиул, покрутил головой и продолжал идти только по моему настоянию.
Странно, но в этой черноте я не ощущала древнего зла, хотя использовала все силы своего мозга и Дара, все, чему научилась у Ауфрики, и что узнала сама. Источников этого барьера я не знала - но было ясно, что источник не в людях и не в Прежних. Впрочем, за все время охоты в Пустыне я ни разу не встречалась с Прежними.
Холод тумана охватил меня, тело онемело. Страх пытался вырваться из железных пут, которые я надела на свои эмоции. А за страхом - отвращение и гнев.
Я заметила, что еду, положив руку на рукоять меча. И прислушиваюсь, все время прислушиваюсь, хотя не слышала ничего, кроме топота копыт Фаллона и изредка звона железной подковы о камень.
Туман сомкнулся, капли влаги повисли на шлеме, масляно засветились на кольчуге, смочили плотную зимнюю шерсть Фаллона.
Потом...
Движение!
Фаллон поднял голову и резким ржаньем выразил свой страх. В то же мгновение мерзость, которую я почувствовала, устремилась ко мне.
Из тумана вынырнул спущенный с цепи ужас. Тоже всадник, как и я, однако из-за какого-то свойства тумана он казался крупнее меня. Но ехал он не на лошади из плоти и крови, а на груде костей, соединенных гниющей разлагающейся плотью. Да и сам всадник, как и его лошадь, был давно мертв, хотя и наделен какой-то новой ужасной жизнью.
Его оружием был не меч, а ужас. Я застыла и обратилась к своему Дару. И тут же поняла, что это такое - порождение древнего страха и ненависти. Оно питается этими эмоциями, и каждый раз, поглощая их, становится все материальнее.
Его вызвал и накормил мой гнев и мой страх. Я могла поклясться в этом, как будто коснулась вытянутой кости руки. И ужас Фаллона тоже добавлял ему сил. Ужас, глубочайший упадок духа окутывал это существо, как плащом.
Фаллон попятился, заржал. Скелет лошади в ответ широко раскрыл пасть. Я боролась с пораженным ужасом животным подо мной и радовалась этой борьбе, потому что она отвлекала мой мозг от страха, который нес с собой этот призрак.
Возвысив голос, я, как боевой клич, произнесла определенные слова. Но всадник не дрогнул, его лошадь тоже.
Я собрала всю волю, чтобы овладеть своими чувствами. Этому существу для жизни требовались ужас и отчаяние, поэтому я должна была сдерживать свои чувства, тогда у него не будет силы...
Фаллон потел так сильно, что всю узкую расщелину, казалось, заполнил запах лошадиного пота. Моя воля распространилась и на пони, прочно сдерживая его. Он больше не ржал, лишь негромко хрипел, как смертельно раненый человек.
Это существо питалось страхом, а без страха... Я создавала укрепление, снова произнесла слова вызова. На этот раз не кричала, овладев голосом, как и Фаллоном.
Существо приблизилось на расстояние вытянутой руки, его зловоние заполнило ноздри, взгляд безглазого черепа был устремлен прямо на меня. И вдруг... оно растворилось в тумане. Фаллон снова закричал - не как животное, а как человек, и крупная дрожь пробежала по его телу. Я послала его вперед, и он неуверенно пошел, а туман продолжал клубиться вокруг, поглощая нас.
Но для меня в этот момент было достаточно того, что ужас исчез. Я смутно надеялась, что сведения, которые я знала о таких существах, были истинны: они тяготеют к определенным местам, где сильные эмоции впервые призвали их к жизни.
Проезжая берегом неширокого ручья, я услышала новые звуки - не спереди, а сзади. Вначале слабые, они постепенно становились сильнее. Послышался стук копыт, громкий и частый, словно какой-то всадник с безрассудной скоростью скакал по каменистому ущелью. Потом послышались голоса, зовущие из тумана, хотя слов разобрать я не могла, звуки доносились смешанные и искаженные. Но по-прежнему казалось, что сзади идет охота. И мысленно я увидела странную картину: ко мне во весь опор несется всадник, низко пригнувшийся к обезумевшей лошади, а за ним гонится невидимый ужас.
