Цивилизации, как он вскоре обнаружил, глубоко безразличны чаяния человека, неспособного заснуть. Возможно, он меньше страдал бы в Париже или Нью-Йорке, но в Лондоне к одиннадцати вечера закрывается практически все, и лишь немногие кафе или бары дотягивают до полуночи, а уж в час ночи… гм… чем меньше будет сказано про открытые в это время заведения, тем лучше.
Поначалу, если погода была хорошей, он убивал время долгими прогулками, но после нескольких встреч с настойчивыми и недоверчивыми полицейскими отказался от этой идеи. Тогда он стал разъезжать на машине по предрассветному Лондону и открыл для себя множество мест, о которых и не подозревал. Вскоре он приобрел шапочное знакомство с многочисленными ночными сторожами, грузчиками в Ковент-Гардене и молочниками, а также журналистами и печатниками с Флит-стрит, которым приходилось работать, когда остальные горожане еще спят. Но поскольку Зигмунд не принадлежал к числу тех, кого привлекает общение с другими людьми, это развлечение ему тоже вскоре наскучило, и он вновь оказался один на один со своими ограниченными ресурсами.
Его жена, как и следовало ожидать, оказалась далеко не в восторге от ночных бдений мужа. Он рассказал ей всю историю, и она, хоть и сочла ее невероятной, была вынуждена в нее поверить, имея перед собой столь неоспоримое доказательство. Но даже после этого создалось впечатление, что она предпочла бы мужа пусть храпящего, зато в постели рядом с ней, чем бродягу, выскальзывающего на цыпочках из спальни около полуночи и не всегда возвращающегося даже к завтраку.
Все это весьма огорчало Зигмунда. Ведь он заплатил и пообещал немалые деньги (не раз напоминал он Рейчел) и согласился рискнуть здоровьем и жизнью, лишь бы избавиться от мешающего ей недостатка. И получил ли он в ответ благодарность жены? Нет. Она требовала от него детального и подробного отчета о времени, потраченном на то, чтобы не лежать по ночам рядом с ней. Требование это казалось ему совершенно несправедливым и к тому же намекало на недоверие, что угнетало его еще больше.
Медленно и постепенно его секрет стал известен многим, хотя Сноринги (они всегда были очень сплоченным кланом) смогли сохранить его внутрисемейным. Ювелир дядя Лоренц посоветовал Зигмунду подыскать себе вторую работу, ведь жалко зря терять столько дополнительного рабочего времени. Он предложил ему список занятий для одного человека, равно пригодных как для дневной, так и для ночной деятельности, но Зигмунд тепло его поблагодарил и сказал, что не видит смысла дважды платить подоходный налог.
Когда прошло шесть недель круглосуточных бдений, Зигмунд понял, что с него довольно. Он больше не мог смотреть на книги, ходить по ночным клубам и слушать пластинки. Его великий дар, за обладание которым многие глупцы согласились бы выложить состояние, превратился в непосильную обузу. Оставалось только одно – снова ехать к дядюшке Хайми.
Профессор ожидал его визита, поэтому Зигмунду не пришлось грозить судом, взывать к солидарности Снорингов или указывать на нарушение контракта.
– Ладно, ладно, – проворчал ученый. – Верно говорят, не мечите бисер перед свиньями. Я знал, что ты рано или поздно потребуешь создать антидот. Но я человек щедрый, и укол обойдется тебе всего в пятьдесят гиней. Только не обвиняй потом меня, если начнешь храпеть пуще прежнего.
– На такой риск я согласен, – заявил Зигмунд. К тому времени они с женой уже спали в разных комнатах.
Он отвел взгляд, когда ассистентка профессора (на сей раз не Ирма, а худощавая брюнетка) стала наполнять большой шприц новым дьявольским коктейлем дядюшки Хайми. И заснул, приняв в вену лишь половину дозы.
В кои-то веки дядюшка Хайми встревожился.
– Я и не ожидал, что препарат подействует настолько быстро, – сказал он. – Ладно, отнесем его в постель – не валяться же ему посреди лаборатории.
Утром Зигмунд все еще крепко спал и ни на что не реагировал. Дыхание его оставалось ровным и глубоким; похоже, он скорее не спал, а находился в трансе, и профессор встревожился еще больше.
Впрочем, тревожиться ему оставалось недолго. Несколько часов спустя озверевшая морская свинка укусила его за палец, началось заражение крови, и редактор «Нэйчур» еле-еле успел вставить в очередной номер некролог.
Зигмунд всю эту суматоху спокойно проспал и пребывал в блаженной отключке, когда семья, вернувшись из крематория, собралась на военный совет. «О мертвых или хорошее, или ничего», но было очевидно, что покойный профессор допустил еще одну роковую ошибку, и никто не-знал, как ее исправить.
Кузен Мейер, владелец мебельного магазинчика, предложил заботиться о Зигмунде, если ему разрешат поместить его в витрину, где он станет демонстрировать удобство продаваемых кроватей. Однако семья решила, что это будет слишком унизительно, и схему кузена отвергли.
Но она навела их на другую идею. Зигмунд успел всем надоесть своими причудами, и это шараханье из одной крайности в другую… это уже слишком. Так почему бы не согласиться на самое легкое решение – раз уж Зигмунд заснул, пусть себе спит?
Нет смысла вызывать нового дорогостоящего эксперта, он лишь все еще больше испортит (хотя как именно, никто представить не смог). Кормить Зигмунда не надо, ему требуется лишь минимум медицинского внимания, а спящий он никак не сможет нарушить условия завещания прадядюшки Рувима. Когда этот аргумент весьма тактично высказали Рейчел, она сразу оценила его силу. От нее требовалось лишь некоторое время потерпеть, зато и награда окажется достойной.
Чем больше Рейчел размышляла, тем больше эта идея ей нравилась. Мысль стать богатой почти вдовой ее привлекала, поскольку открывала очень интересные и новые возможности. И, если честно, она уже была по горло сыта Зигмундом и без труда обошлась бы без него все пять лет, пока он не станет наследником.
В должное время этот момент настал, и Зигмунд разбогател на полмиллиона. Однако он продолжал крепко спать и за эти пять лет ни разу не захрапел. Он лежал такой умиротворенный, что будить его было попросту жалко – даже если бы кто и знал, как это сделать. Рейчел постоянно твердила, что неумелое вмешательство может привести к печальным последствиям, и семья, предварительно позаботившись о том, чтобы она имела доступ лишь к процентам от состояния Зигмунда, но не к основному капиталу, согласилась с ней.
Произошло это несколько лет назад. Как я недавно слышал, Зигмунд до сих пор мирно спит, а Рейчел замечательно проводит время на Ривьере. Женщина она весьма умная, как вы, наверное, уже догадались, и наверняка понимает, насколько удобно иметь про запас молодого мужа, который станет ей опорой в старости.
