Невдалеке прямо из воды торчало огромное высохшее и сбросившее кору дерево. Его ствол и ветви были отполированы ветром и дождями. Ивану подумалось, что он впервые вышел не только на край земли, но и на край своей жизни. Впервые он не думал о том, что его ждет завтра или через месяц, ибо все, что занимало его существование, показалось ему внезапно недостойным того, чтобы помнить здесь о нем и продлевать его в будущее.
Какая-то птица, спрятавшись в кустах, заныла навзрыд, жалобно и протяжно. И полированное дерево вдруг шевельнуло своими ростопыренными руками, будто приглашая Ивана подойти. Он невольно отшатнулся от края болота. "Как же, подойду я к тебе, здесь только шаг сделаешь - и до свиданья". Тут же он остро почувствовал никогда ранее не переживаемое им ощущение себя, себя всего полностью, каждую клеточку своего тела, каждый мускул, куждую мысль и воспоминание, когда-нибудь проносившиеся в его голове, - все было тут, сейчас, в это мгновение.
Все собралось в единый импульс, и он ясно ощущает, что живет, дышит, что сам видит и это не охватываемое взглядом болото, и лес позади, видит каждый дрожащий на ветру листок и всех живых тварей вокруг, спрятавшихся в болоте и в лесной чащобе и смотревших на него мириадами глаз, испуганных или любопытных. Иван почувствовал ту тяжелую, почти неподвижную мысль-думу, которой пронизано все пространство вокруг. Она подавляла его, пригибала к земле, от нее каменело все внутри и в то же время наполнялось плотной обнадеживающей уверенностью. От этого необычного, тревожного и одновременно счастливого состояния у него закружилась голова, захотелось присесть, но вокруг было сыро, и он решил пойти назад, тем более, что явно собирался дождь, небо потемнело, стало сумрачно и неприятно вокруг.
Чуть правее того места, где он вышел к болоту, в лес врезалась широкая лощина. Он двинулся по ней. Дунул ветер, деревья слева и справа тревожно зашумели, и тут он краем глаза увидел, что сплошная серо-зеленая масса слева - это вовсе не деревья, а огромный всадник на лошади тяжело скачет рядом, пытаясь обогнать его и заглянуть в глаза, а он с замирающим сердцем отворачивается, смотрит вправо, но и там что-то шевелится, вытягивается, скручивается и то ли приветливо, то ли угрожающе машет крыльями. И хотя было совсем не страшно - достаточно внимательно вглядеться и увидишь, что ничего там нет, - Иван все же вглядываться не решился и побежал. Бежал до тех пор, пока не кончилась лощина, пока не оказался в приветливой и надежной темноте леса.
Он увидел тропинку и быстро пошел по ней, отгоняя всплывшую было мысль о грибах. Тут его кто-то громко спросил: "А ты помнишь, как в детстве тебе пришла мысль о смерти, и ты долго лежал и плакал от страха в темноте?" Иван остановился, как вкопанный, но потом понял, что это он сам себя спрашивает, но его внутренний голос звучит громко и со стороны, как будто чужой говорит.
- Да, помню, - ответил он вслух, - и все время буду помнить. "А помнишь, как потом пошел дождь, глухо барабаня по крыше, как он тебя уговаривал, обнадеживал и обещал что-то, и ты, успокоенный наконец, уснул?" На этот раз Иван ничего не ответил и только ускорил шаг.
Уже совсем смеркалось, когда он подошел к калитке. Степа сидела на лавочке и как будто ждала его.
- Слушай, парень, - сказала она, не ответив на его приветствие, завтра с утра ищи себе другую избу, а лучше - вовсе уезжай отсюда. - Она была чем-то сильно испугана, так, что у нее дрожал голос.
- А что случилось?
- То, что я тебе говорила, вытянул ты-таки на себя что-то, догулялся!
Иван в недоумении пожал плечами.
- Ты с того пригорка сюда шел?
Иван посмотрел, куда указывала старуха, и кивнул.
- Я тебя сразу заметила, еще бы не заметить - за тобой от самого леса огоньки тянулись, только вот у околицы и пропали. Неужто не видел?
- Да ну вас, - махнул Иван рукой, - я спать пойду.
- Ты не маши, не маши! Неизвестно, чем это кончится для тебя, да и для меня тоже. Так что лучше съезжай завтра, очень тебя прошу. Не обижайся!
- Съеду завтра с утра, не волнуйтесь, - крикнул он, карабкаясь по лестнице.
"Совсем спятила старуха от одиночества, - думал он, залезая в мешок, - огоньки ей уже мерещатся".
Проснулся он от голосов внизу. Степа взволнованно говорила что-то, ей отвечал мужской голос, потом она засмеялась, потом вроде заплакала. Иван поднялся и, стараясь не шуметь, осторожно вылез на лестницу. В ярко освещенной комнате у стола сидел мужчина с портрета, моложавый, с усами, и, обняв Степу, успокаивающе гладил ее по спине. Иван нащупал спальник, рванул его к себе и стал спускаться. Мужчина поднял глаза, увидел его, крадущегося к двери, и подмигнул.
Схватив в сенях рюкзак, Иван выскочил на улицу и быстро пошел к правлению, туда, где по утрам останавливался автобус. Небо было закрыто плотными облаками, и избы и сараи по обеим сторонам улицы едва угадывались в темноте. Только впереди, у правления раскачивался на ветру, мигая, тусклый фонарь. Немного придя в себя, Иван решил, что испугался зря, что мужчина вовсе не такой молодой, как сразу показалось, а скорее даже старый, старее Степы, только похож необыкновенно на свой портрет. Тем не менее возвращаться было неудобно, придется остаток ночи провести на скамейке у остановки. Иван шел и думал теперь о том, какой одномерной и плоской жизнью чаще всего живут люди, не задумываясь о том, как глубоко нужно заглянуть в себя и сколько душевных сил приложить, чтобы появилась надежда на то, что мы не исчезнем бесследно в этом мире, что бы с нами ни случилось.
