Тихо, шепотом, она выругалась на никчемную корягу, на себя, на администрацию, которая уже год не может, наконец, заасфальтировать дорожку. Раздражение почти вытеснило из нее страх. Но скорость она так и не сбавила.
Просто очень торопилась выйти на свет.
Как мотылек.
Потому, наверное, его шаги она так и не услышала. Его выдало дыхание хриплое, прерывистое.
Она вздрогнула, попыталась обернуться, но в этот момент он со всей силы ударил ее в затылок тяжелым гаечным ключом.
Страх, панический ужас настигнутой жертвы, мешался с недоумением, уходяшим раздражением и легкой надеждой... может, все же пронесет и ничего, совсем ничего не случится... И уже через мгновение после удара - гаснущая мысль... а как же баба Катя? Я к ней сегодня обещала зайти...
Потом темнота и бесконечная, бездонная пустота, метнувшаяся словно льстивый щенок, норовя лизнуть шершавым языком. СЛИЗАТЬ навсегда.
Нет, он был не маньяк. Он даже не посмотрел ей в лицо, и я так и не узнал, сколько ей лет.
Сноровисто обыскал карманы, порылся в сумке, он что-то такое сделал с ее ушами и, рассовав добычу по карманам, почти спокойным шагом повернул назад, в темноту, прочь от светлого пятна Бродвея.
Я вздрогул. Сережки. Он сорвал с нее сережки.
Домой я не поехал. Перешел пути по грохочущему деревянному настилу прямо под носом у электрички, поднялся на другую платформу.
Щиток "от Москвы" висел косо, пузырился пятнами проржавевшего сквозь краску металла.
Наверное, милицейские сводки "Узловой" могли бы многое рассказать о его прошлых делах.
Только я в отделение не пошел. Незачем. Сидит в нем усталый, замороченный опер с лейтенантскими погонами, который, небось, и спит в своем кабинете с обшарпанными стенами и светлым пятном на месте, где когда-то давно висел Железный Феликс.
И что я ему скажу?
Он даже "скорую" вызывать не будет, просто пошлет. Далеко и надолго.
До вечера я просидел в том самом павильоне игровых автоматов, методично просаживая оставшиеся с посиделок деньги. По-моему я стал у хозяина любимым клиентом. Ненадолго, правда. На четвертом часу третий от входа автомат замигал разноцветными огнями и сыпанул в поддон целую горсть жетонов.
Хозяин, худощавый южанин средних лет, нацелил на меня неизменно горбатый нос, кисло кивнул и расплатился. После чего также кисло сказал...
- Слушай, дарагой, ты больше здэсь не будэш играть, да?
Намек был ясен. Я вздохнул, принимая деньги, слегка коснулся руки хозяина. Ничего. Он был пуст.
- Удачи.
Он скривился, неопределенно мотнул головой.
Ждать оставалось еще пять часов. Я купил в киоске аляповатый журнал для европеизированных домохозяек, подыскал не слишком заплеванную скамейку и погрузился с головой в таинство перепланировки пяти-, семи- и десятикомнатных квартир.
Странно, но он тоже пришел заранее. Я увидел его часов в двенадцать парень приближался со стороны пустыря, что тянулся прямо за станцией. Он обошел площадь кругом, долго торчал перед дверью ночного магазина, но так и не вошел.
Пришла электричка в 0...32. Он дернулся было к тропинке, но народу с поезда сошло немало - человек двадцать и они все организованной толпой ломились сквозь злополучный ельник к остановке, где нетерпеливо пофыркивал мотором старенький "пазик" с картонной табличкой "до Городка".
Значит, она будет случайной жертвой. Он ждет не именно ее, а просто припозднившегося пассажира.
В 1...09 поезд прошел мимо - здесь он останавливался только по выходным.
1...24. На платформу сошло всего трое, но он не рискнул. Много.
Я шел за ним на небольшом отдалении. Он что-то чуял, но меня не замечал, просто нервно оглядывался, вздрагивал. Пэгэшники на пару минут загнали его в щель и тут далеко, километрах в трех, прогудела электричка. Он заторопился. Я старался не отстать.
Он залез под настил платформы и затаился там. Нервно выкурил сигарету, буквально в две затяжки, - красная точка тлела в воздухе минуты полторы, не больше.
Загудели рельсы, темно-зеленая, почти черная в темноте железная гусеница зашипела и остановилась. На платформе ежилась одинокая фигура.
Я все никак не мог выбрать момент.
А она уже вышла на тропу, зашуршала под ногами хвоя, бумага, пластик... Пробежала мимо меня, чуть впереди споткнулась о тот самый корень.
И тут меня осенило.
Когда он широким, размашистым шагом проходил мимо, я просто подставил ему подножку и для надежности направил его головой в старую могучую ель. Он грузно осел, бесформенной массой повалился в темноту.
Конечно, она обернулась на шум. Теперь я мог видеть ее лицо, лет тридцать, не меньше, но за собой следит, ухоженная кожа... Выглядит моложе. Интересно, как ее зовут?
Она увидела меня. Вздрогнула, выкрикнула что-то и, инстинктивно отмахнувшись тяжелой сумкой, побежала.
Молодец.
Я быстро обыскал его. Документов нет. Гаечный ключ на месте - чудная улика.
А вот этого я не ждал...
Сзади за поясом у него торчал "Макаров", по весу - боевой или газовый. Не игрушка и не пугач. Лучше некуда. Даже если ментам не удастся раскрутить его на остальные нападения с гаечным ключом, даже при наличии хорошего адвоката, за незаконное ношение он присядет все равно.
Трубку в отделении долго не брали. Наконец, жесткий голос без всякого выражения произнес...
- Милиция.
- Только что на тропинке от платформы к площади кто-то пытался напасть на женщину! - захлебываясь, доложил я. У собеседника проснулся интерес...
- Кто говорит?
Угу. Сейчас скажу.
- Я видел, как она отмахнулась сумкой и выскочила из ельника, будто ошпаренная... По-моему она его задела...
- Кто говорит?
Я закрыл мобильник. Где-то вдали уже завывала сирена. Быстро работают. Или это тот патруль развернули?
Как там у классика... "мавр сделал свое дело, мавр может уходить". Пора.
Выспаться бы. Завтра ночью еще те трое, в переходе.
* * * * *
- Вай, красавица, куда так спэшиш, а?
Один отлип от стены, перегородил проход к лестнице и вроде бы шутливо раскинул руки в стороны. Второй аккуратно, двумя пальцами ухватил Иришу за ремешок сумочки.
- Зачем спэшиш? Бэжиш, ничего нэ замэчаеш...
- Извините, - Ириша попыталась освободиться, потянула за ремень. - Мне домой надо.
- Ну, зачем тэбэ домой?
- Мама ждет.
По спине побежали предательские мурашки. Что за идиотский разговор! Надо развернуться и бежать...
- Мама тэбя не должна одну пускать. Ты очень красивая. А если отпустила, значит - ты уже взрослая дэвушка, можэш сама рэшать с кем тебе быть. Хочэш с нами? Поедем, возьмем вина, фрукты, сегодня такая ночь!
- Пустите, мне правда домой надо.
Ириша повела плечом, вырвала таки ремешок, дернулась, но тут крепкая, злая рука ухватила ее за локоть.
