- В сейфе обычно не хранится ничего особенно ценного. Ключ же лежит в секретном отделении конторки. К тому же кабинет в нашем отсутствии всегда заперт.
- Заперт? Но ведь кто-то его убирает?
- Да. Да, разумеется. Но в доме никогда не было краж.
- Позвольте ключ.
Холмс подошел к окну, под увеличительным стеклом рассмотрел бородку.
- Хорошая работа. Откройте, пожалуйста, сейф, - он вернул ключ принцу.
Дверца, дюймовая сталь, бесшумно открылась. В глубине виднелись бумаги, конверты, папки.
- Где находились драгоценности?
- Видите, здесь дополнительное отделение, с шифром.
Действительно, в правом верхнем углу был еще один ящичек, сейф в сейфе, с четырьмя рукоятками.
- Камни хранились в нем?
- Да. Как видите, опасаться чего-либо причины не было.
Холмс рассмотрел рукоятки.
- Буквенный шифр. Свыше двухсот тысяч комбинаций. Кому известно слово?
- Мне. И отцу.
- Оно где-нибудь записано?
- Нет, мы его помним, оно простое: "зеро".
Холмс несколько минут внимательно изучал сейф.
- Видите ли, мистер Холмс, - принц положил в пепельницу сигару, не нскуренную и наполовину. Нервничает. Годы, проведенные вместе с Холмсом, не прошли впустую: я подмечал и беспокойное шевеление пальцев, и бледность лица. Пульс, наверное, под восемьдесят. - Главная непрятность заключается в том, что камни - рубины - просит на время Александра Федоровна.
- Простите, кто?
- Это я должен извиниться. Снобизм - называть запросто ее импреаторское величество. Но она - жена шурина. К тому же произносить титул - верный способ привлекать внимание посторонних. Мы стараемся этого не делать.
- Зачем императрице понадобились камни?
- Видите ли... Сейчас в моде увлечение оккультными науками: спиритизм, мессмеризм, что там еще. А рубины якобы упоминаются в "Книге Мертвых", древнеегипетском папирусе. Возможно, это действительно те самые камни. Императрице они понадобились для спиритических сеансов. Ольга, конечно, согласилась исполнить проьбу. Поэтому я и поспешил с опытами, кто знает, на сколько рубины понадобятся Александре Федоровне. И вот - они пропали. Очень неудобно, неловко.
- Когда вы получили просьбу императрицы?
- Письмо от нее передал полковник Гаусгоффер, он свой человек при дворе. Полковник и должен был отвезти камень.
- Гаусгоффер? Я где-то слышал это имя.
- Он полковик германской армии, сейчас в длительном отпуске.Известен путешествиями в Гималаи.
- Да, да, вспомнил. Экспедиции восьмого и двенадцатого годов, - Холмс прикрыл дверцу сейфа. - Когда полковник прибыл в имение?
- Неделю назад.
- А камни пропали...
- На следующий день.
- Полковнику известно о пропаже?
- Нет. Никому не известно, кроме нас с отцом. Я очень рассчитываю на вашу помощь.
- Я приложу все силы.
- Только... Дело предельно деликатное, вы понимаете?
- Я приложу все силы, - повторил Холмс...
Ужин, верно, по случаю лета, имел место быть на террасе, с которой виднелись река, станция, лес и невесть какая даль за лесом.
Все проходило довольно мило - нас представили их высочествам - ее императорскому высочесту принцессе Евгении, ее императорскому высочеству принцессе Ольге, принцу Ольденбургскому Александру (без титулов, без титулов, у нас в Рамони летом запросто), молоденькой девушке Лизе (воспитаннице Александра), и полковнику Гаусгофферу. С Константином мы уже были знакомы. Разговор завязался оживленный - о ланкастерской системе взаимообучения, о сравнительных достоинствах немецкой и французской метод извлечения сахара из свеклы, о полифонических монетах (по-моему, реверанс в сторону Холмса), и еще, и еще. Беседа шла на очень недурном английском, и Константин мог отдохнуть. Он и манкировал обязанностями, ведя приятную беседу с молоденькой, лет семнадцати, воспитанницей.
Признаться, я был несколько разочарован, не найдя роскоши арабских сказок - золотой посуды, гор икры, танцующих невольниц, гуляющих павлинов и медведя на вертеле. Довольствоваться пришлось мейсенским фарфором, стерлядью по-казацки. И игристыми донскими винами. Правда, где-то неподалеку слышались противные крики, и студент уверял, что это павлины.
Когда дамы покинули нас, стало полегче. Или просто потянуло прохладой реки. На смену игристому пришел серьезный портвейн. Холмс раскурил трубку. Я не замечал никаких признаков погруженности в раздумья, казалось, мой друг просто отдыхал, наслаждался вечером. Впрочем, порой я замечал и признаки неудовольствия, легкие, едва заметные даже для меня, проведшего бок о бок с Холмсом многие (и лучшие!) годы. Я бы сравнил настроение Холмса с настроением великого хирурга, которого спешно пригласили к коронованной особе удалить бородавку.
Журчала вода каскада, бежавшая вниз, я, благодушный, умиротворенный вином, следил за прихотливым разговором.
- Материализм, идеализм - слова, ярлыки. Наука отличается от суеверия прежде всего терминологией, - старый принц вел главную тему, остальные подыгрывали ему, впрочем, не без изящества. - Возьмем открытия в медицине. Материалисты, если не ошибаюсь, объясняли раньше причину холеры дурными испарениями, миазмами. Не так ли, доктор Ватсон?
- Э... Совершенно верно.
- Колдуны же и знахари считали, что дело в демонах холеры. Теперь, после открытий профессора Коха, наука установила: причина холеры - микроб, невидимое глазу существо, вселяющееся в человека и доводящего до болезни. Чем отличается микроб от демона?
- Но, ваше высочество, - полковник не забывал титуловать принца. Наверное, и потому, что обращаться по имени и отчеству, как это принято у русских, гораздо труднее. - Вы не можете отрицать того, что наука являет собой могучую силу.
- Именно. Именно, Herr Oberst. А у нашего народа есть поговорка: сила есть, ума не надо. Ученые все более используют руки, а не голову, наука бьет тараном там, где нужно найти ключик, вставить в скважину и повернуть.
- Найти! То-то и оно! Они, ключики, под ногами не валяются.
- И не должны выляться, Herr Oberst. Ибо втопчут их во грязь. Или, что хуже, откроют дверь.
- Почему же хуже?
- Дверь пропускает в обе стороны.
Я сидел и слушал знаменитую русскую беседу. Солнце успело закатиться, принесли лампы
- К счастью или несчастью, дверь эта потаенная и непостоянная, покажется и исчезнет надолго, на всю жизнь, превращая ключик в безделицу, в ничто - до следующего раза в другое поколение.
Длинная дорога, незнакомое место, новые люди, вино - все это вместе создало во мне странное состояние благости, восторженного покоя. Я потягивал портвейн, постепенно пьянея, но ничуть не тревожась этим. Такие милые люди, такой спокойный, уверенный Холмс, да и дело выходило хоть и загадочным, на мой взгляд, но не страшным, не кровавым. Приятное дело, приятное место, приятные люди.
