Коулмэн отвечал, стараясь одновременно - но тщетно! - побороть легкую хрипотцу (минус одно очко).
- Читаешь ли газеты?
- Да.
- Любишь танцевать?
- Да.
- Держишь дома фотографии кинозвезд?
- Да.
- Есть ли у тебя фотографии людей с бородами?
- Нет.
- О чем ты говоришь с молодыми девушками?
- О веселых фильмах.
- Любишь ли серьезную музыку?
- Нет.
- Любишь ли джаз?
- Да.
- Много ли думаешь?
- Нет.
- Бывают ли у тебя сны, в которых фигурируют в основном нервные люди?
- Нет. Мне вообще ничего не снится.
- Что ты любишь делать больше всего?
- Делать бизнес.
До сих пор все шло великолепно. Профессор успокоился и находил даже определенное удовлетворение в этом молниеносном состязании. Незаметная саркастическая усмешка искривила его губы, ибо он, разумеется, и не помышлял отвечать согласно с истиной: ведь он великолепно помнил, какие ответы оцениваются наивысшим баллом, и именно эти ответы он бросал с холодной решительностью, но не очень поспешно, потому что при окончательном подсчете результатов имело значение и время реакции на вопрос. Внезапно быстрый обмен ответами и вопросами был прерван:
- Где был 27 января 1953 года в 23:35?
Коулмэн начал рыться поспешно в памяти, но никак не мог ничего припомнить.
- Я... я... взгляну в календарь... - пробормотал он, стараясь добраться до жилетного кармана, но покрытый резиной стальной держатель мягко, но непреклонно помешал ему в этом.
- Говори, где был 27 января 1953 в 23:35? - повторила машина низким голосом, в котором как будто зазвучала металлическая нота.
- Был... я... я не помню... Это было... - почти выкрикнул профессор.
- Это было вчера. Ты что, рассеянный?
- Нет!
- Что ты делал 27 января 1953 года в 23:35?
- Читал доклад... доклад на конференции электроников...
- Не выкручивайся! - басом прогудела машина, и Коулмэн покрылся гусиной кожей. - В 23:35 доклад давно уже был окончен. Ты разговаривал в курительной с несколькими людьми. Кто были эти люди?
- Э... коллеги... инженеры... ученые...
- Не выкручивайся. Кто они с точки зрения политической? Это были красные?
- Нет!!!
- Откуда ты знаешь, что нет?
Коулмэн молчал.
- Не знаешь, а говоришь, что нет! Значит, лжешь. Получаешь предупреждение. В следующий раз будешь наказан. О чем вы говорили?
- О тебе.
- Не выкручивайся. Что это такое - "о тебе"? О каком "тебе"? Говори иначе наказание.
- Боже мой, - простонал Коулмэн ("Минус шесть очков", - промелькнуло у него в уме: обращение к богу указывает на страх, возникающий при нечистой совести). - Говорили об ЭДИПе, то есть о тебе... о машине для допроса, для проверки лояльности...
- По какому праву ты говорил о государственных тайнах?
- Но ведь... но ведь это я тебя создал... я тебя сконструировал!.. - в отчаянии воскликнул Коулмэн, сознавая в то же время, что машина не поймет этих слов.
- Ты произносишь фразы, лишенные смысла. Не выкручивайся. О чем говорил в 23:35?
- Но я ведь сказал - о тебе!
- О чем еще?
- Больше ни о чем. Ой!!! - вскрикнул Коулмэн, стараясь вскочить, потому что в эту секунду удар электрического тока прожег его от пальцев ног до бедра. Но мягкие лапы держателей энергично прижали его к креслу.
- Видишь, как плохо лгать? - отеческим тоном сказал микрофон. - Говори правду, иначе будешь наказан. О чем ты говорил с этими людьми 23 января 1953 года в 23:35?
- Не... не помню... - еще выговорил Коулмэн.
- Почему не помнишь? Ты умственно больной?
- Нет! Нет! Просто... просто это была товарищеская беседа, мы говорили... так, без всякой связи... о разных вещах... пили вино...
- Ты хочешь этим сказать, что ты был пьян и поэтому ничего не помнишь?
"Опьянение - минус семь очков!" - молнией сверкнуло в памяти Коулмэна, и он растерянно воскликнул:
- Я не был пьян!!!
- Почему же не помнишь?
- У меня болит голова... Я не могу собраться с мыслями...
- Несобранность - это значит рассеянность, не так ли?
- Ну да, но я... Он!!!
- Не лги, - сказал микрофон. - Видишь, как плохо лгать? Только что ты сказал, что совсем не рассеянный. Ты говорил этим людям, что нужно ликвидировать ФБР. Признаешься?
- Я говорил... но... не в подрывном смысле... наоборот...
- Что значит "наоборот"?
- Я говорил, что если ввести повсеместно машины для проверки лояльности, то не нужны будут люди для допросов, значит, ФБР не... того... не совсем... не будет так уж необходимо...
- Значит, ты говорил, что ФБР не будет "так необходимо"? Почему не будет необходимо? Может быть, потому, что изменится строй?
- Нет! Нет! Строй не изменится!
- Ах, не изменится... - почти ласково проговорила машина и внезапно: Любишь птиц?
- Нет! - крикнул Коулмэн.
- Любишь голубой цвет?
- Нет!
- Любишь голубей?
- Нет! Я не терплю голубей!!! - заверещал ученый. Он потел все отчаянней, становился все более мокрым. Испаряющийся пот попадал в чувствительные гидрометры, за это полагались штрафные очки.
- Ты говорил, что нужно ликвидировать ФБР?
- Я говорил в хорошем смысле! Я лояльно говорил!
- Не выкручивайся. Отвечай точно на вопрос: говорил, что нужно ликвидировать ФБР или нет?
- Я не хотел... Ай!!!
- Перестань лгать. А что ты имел в виду, когда говорил: "Новый способ определения справедливости станет достоянием американского общества".
- Это мог только этот скотина кельнер!!! - завопил Коулмэн, дрожа от отчаяния и злости. Специальные устройства под креслом непрерывно регистрировали эту дрожь, добавляя за нее все новые штрафные очки.
- Почему бросаешь тень на лояльного обывателя? Заботься лучше о себе, правдиво отвечая на вопросы. Какой это должен быть новый способ?
- Я имел в виду автоматизированный... - начал Коулмэн, но, сообразив, что машина этого не поймет, ибо среди сформулированных для нее понятий ничего не было об автоматической Фемиде, поспешно поправился: - Я имел в виду всеобщую, американскую, демократическую справедливость...
- А почему ты противопоставляешь будущее настоящему? Разве теперь у нас нет всеобщей, американской, демократической справедливости?
- Есть! Есть!!
- А что же должно быть в будущем?
- Не знаю! Будет то, что есть! Нет, будет то, что сочтет нужным наше дорогое правительство и уважаемые тресты и монополии!
- А почему, говоря это, ты дрожишь и потеешь?
- Тут очень жарко... - простонал Коулмэн. В ту же секунду щелкнул выключатель и с потолка на него обрушилась струя холодного как лед, воздуха. Он застучал зубами.
"Спасите!" - хотелось ему закричать, но он только тщетно извивался в стальном объятии держателей. В это мгновение он вспомнил о контакте 67 Альфа. Если попробовать осторожненько нагнуться, просунуться под переднюю стенку машины - может быть, ему посчастливилось бы вытащить этот контакт из гнезда и вставить наоборот... Тогда все минусы будут пересчитаны на плюсы...
